Даярам чуть расставил руки и поймал равновесие. Он не ожидал, что камни мостовой окажутся такими скользкими. Все-таки, к зимним островам ему было сложно привыкнуть – солнечный архипелаг Хин-Ду радовал летом круглый год. Да, климат немного отличался в разных его частях, но в целом всегда было тепло, другое дело кое-где – слишком дождливо. Часть островов была осенними, но даже там было тепло постоянно – как позже понял хиноец, даже осень у них на родине была немного своя. Даярам и первый снег увидел лишь после своего тридцатилетия  – он с большим интересом тогда собирал снежинки и наблюдал, как они таяли на руках, посвятив этому почти час времени. До этого про подобное он лишь читал, а теперь мог увидеть воочию и по-настоящему прочувствовать. И в силу подобных индивидуальных особенностей Даярам еще не мог четко определить, где именно прятался хитрый и тонкий слой льда, что и чуть не привело к его падению. Хиноец выдохнул и облачко водяного пара моментально застыло льдинками. Мужчина плотнее укутался в купленную тут же шерстяную накидку – выбора не было, он пошел дальше.
Даярам посмотрел на небо – за пухлыми снежными тучами не было видно солнца, если оно и возникало, то проблесками. Однако судя по светлому дню – он успевает. Ему нужно ненадолго здесь задержаться в силу внешних обстоятельств, а затем двигаться дальше – они с Адамом должны были пересечься на острове Ундхоуп, но странствующему музыканту еще предстояло туда добраться. Лайнер, что вез их обоих, ныне остановился на Сальери – удивительном зимнем острове, словно из сказок. Во всяком случае, Даярам видел похожие иллюстрации в книгах при храме – библиотека содержала массу всего, включая несколько изданий о преданиях и сказочных мифах. Одно из них рассказывало о королевстве льда и снега – в целом, иллюстрация совпадала. Кучи того самого снега, хрустальное сверкание льда и множество разноцветных огней, отражавшихся от белоснежного зеркала мира. Монах еще не понял, было ли здесь всегда так празднично или просто приход лайнера совпал с каким-то важным местным событием. Он буквально пару часов назад ступил на землю – все, что успел выяснить музыкант, что ближайший корабль отплывет лишь через несколько часов, и теперь у него вынужденно образовалось свободное время. Оказалось, не так-то просто найти попутку в нужном направлении, так как оно не совпадало ни с торговыми путями, ни с пассажирскими маршрутами. Хиноец потратил первый час на разговоры с капитанами. На его счастье, третий по счету корабль как раз загружал шерстяные изделия – мужчина как раз понял, что даже его тело не выдержит долго отрицательных температур. Закалка входила в часть развития на Калари, однако ходить по ледяному городу в шароварах, балахоне и рубахе под ним все же было слегка опрометчивым решением. Денег у Даярама особо не было – дело в том, что проезд на Селестии оплачивал он напрямую своим трудом – он играл на ситаре на небольшой сцене, занимая гостей круизного лайнера. Собственно, может быть, даже кто-то что-то ему бы и оплатил, однако судьбе было угодно иначе разложить свои карты и сменить русло событий… В итоге, все, что Даярам умудрился заработать – новое странствие, теперь уже в поисках весьма конкретного человека. На его удачу, обмен изделий из меха и шерсти шел на редкие для здешних краев специи. А запасы трав Даярама были почти неисчерпаемыми, так как он делал множество заготовок и не успел еще извести все, что смог раздобыть на Санфаре. Благо, расход был экономным, а заготовил он тогда воистину множество разных снадобий и трав… Состоялся обмен измельченной коры рожкового дерева на накидку. Даярам даже пару советов дал по поводу использования в пищу. К восьмому по счету разговору он таки нашел того, кто согласился его подвезти до Ундхоупа в обмен на помощь с рутинной работой на судне.
Пока хиноец ходил по порту в поисках судна-попутки, он заметил, что кто-то из местных обсуждал взлетевшие недавно до небес цены на ввозимую продукцию. А сейчас, когда Даярам двигался к центру города в поисках места, где он мог бы поесть перед отправкой, музыкант вообще осознал, что специи и впрямь стоили немало. Конечно, до цен на Селестии за что-либо мало-мальски съестное им было далеко, но десять таких баночек вполне посоревноваться могли. Возможно, что накидка даже очень качественной шерсти и не стоила стольких денег, но мастеру медитаций это было неважно. Он готов был бы и безвозмездно поделиться своими запасами, если бы потребовалось. Пусть его кора принесет удачу добрым торговцам и пользу миру. Мужчина остановился у лотка, привлеченный крупными заголовками газет.
«Мясник Боннет…», - Даярам вчитался подробнее, благо газеты стоили копейки, и такие монетки еще завалялись в его котомке. Серые глаза пробегали текст. Выглядел он, мягко говоря, странно. Мужчина чуть нахмурился. Государство Хин было достаточно закрытой территорией, новости туда попадали после определенной фильтрации, если вообще долетали. Сейчас Даярам впервые столкнулся с тем, что на бумаге было отражено описание событий, в которых он частично сам принимал участие. И одно он знал точно – они с Адамом ни на кого не нападали. Они плыли на лайнере в качестве пассажиров на особом положении, если так можно выразиться. Дальше события начали разворачиваться непредсказуемым образом. Мужчина снова перечитал заметку, а затем свернул газету и спрятал внутри своей накидки. Ему хотелось бы пару вопросов задать Боннету. В основном они сводились к одной теме – всегда события настолько искаженными попадают в прессу? И если да… То зачем тогда люди вообще читают новости? Хиноец покачал головой, он искренне этого не понимал. Если до данного момента он был склонен верить написанному, пусть и не читал новости часто – ему собственных событий в жизни хватало, - то отныне это чувство гасло с каждой секундой. Напал? Украл?.. Хиноец задумчиво двинулся в сторону площади.
«Удивительно, насколько люди склонны верить той видимости, что желают видеть сами. А не тому, что стоит за ней на самом деле».
Музыкант глубоко ушел в свои размышления – это тоже была приятная часть его странствий. Он сопоставлял и сравнивал. До отплытия с архипелага он не знал иной жизни и других людей, кроме тех, кто жил на Хин, пусть в разных частях и кастах они и отличались. Потом он стал открывать куда более разнообразный мир, словно шел в темном лесу на рассвете – с каждым мигом света становилось больше, и он видел лучше. Он видел, что каждое дерево отличается от своего собрата, что цветы – умеют распускаться, а волны травы под ногами – имеют цвет. Говоря менее образно, Даярам понимал, насколько различны культуры и мировоззрения людей вокруг него. А теперь он всерьез задумался на тему того, насколько глубоко люди тонут в своих мыслях и легко идут на их поводу – они ходят по одним и тем же кругам ментальных петель, словно не понимают этого.
Мужчина остановился возле лавочки и невольно посмотрел вниз – небольшая лесенка вела к центральной площади. Огромная ель стояла в центре, вокруг нее были разбиты яркие палаточки, и ходило множество людей. Монах в данный момент видел не столько физическую сторону мира, сколько духовную. Каждая из этих душ пряталась в своей ракушке. Да, были те, кто стремился наружу и это нельзя не учитывать. Но насколько, получается, людям было проще воспринимать мир таким, каким они его привыкли видеть. Без потрясений, без изменений и без неожиданностей. Если бы это было иначе… Разве бы стали те, кто составляет газеты, писать такое? Для Даярама было бы логично разобраться в проблеме, выяснить все детали и выдать максимально достоверную информацию. А то, что он видел в заметке – ярко, броско, но… пусто. Лишь оболочка и ничего в ней. Вроде бы мелочь… Но самое феноменальное было в том, что пустую бумажную оболочку принимали за настоящий слиток золота. То есть – верили в ее весомость и надёжность. Просто потому, что так было привычнее и проще.
«Всегда ли так происходит?».
Вопрос философский. Из всего того, что случилось на Санфаре не столь давно, Даярам отлично мог бы и сам сделать очевидные неутешительные выводы касаемо личности Боннета. И мог бы в теории понять, почему все последние события со стороны выглядели так, как было отражено на первой полосе. Но в сознании в связи с этим вскрывался очень занятный вопрос – то ли ты видишь на самом деле, когда смотришь на мир? Всегда ли то, что ты ощущаешь телесно – это истинная реальность? Всегда ли то, что ты понимаешь как самое логичное и очевидное – и есть истина? Существует ли она в конечном абсолютном виде вообще? Его учили, что ключевое – доверять сердцу. Оно ощущает на ином уровне, оно не смущается материальными ловушками мира, которые так любит разум. Оно чувствует суть, которую не спрятать, лишь нужно научиться слышать ее. Сонастроиться на одну волну и просто пропустить через себя, принять и прожить. И Даярам как раз держался этого принципа в жизни, столь близкого его натуре. Если бы не он – не искал бы не прибегающий лишний раз к насилию монах сейчас небольшой передышки перед тем, как отправится на мирную встречу с кровавым палачом и хладнокровным убийцей.  Потому что сердце видело все несколько иначе, а Даярам верил взору своего сердца. И вся соль была в том, что нередко ощущения сердца и впечатления разума расходились между собой. И если Даярам точно знал, что он всегда пойдет за зовом своей души, то иные…
«Всегда ли люди так слепо идут за разумом, забывая о своей душе в шумной череде повседневных дней?».
Со стороны казалось, что светловолосый мужчина в неуместном для зимней погоды тюрбане, просто любуется площадью уже добрых полчаса. Он даже не особо привлекал к себе внимание – судя по обилию людей, путешественники на Сальери были нормой. Но серые глаза монаха почти не видели окружающего мира. Они смотрели дальше простых палаток и сугробов, его взгляд словно уходил за горизонт. Словно он пытался считать судьбу мира там, за серым небом, и найти ответы на древнейшие вопросы человечества.
«Как много из тех, кого я вижу перед собой сейчас, в непривычной ситуации будут готовы открыться новому и сделать неожиданный для себя выбор?».

Путь привычного – самый легкий. Всегда сложно прорубать тропу в джунглях, куда легче пойти уже проложенным путем. И ровно так и действовал человеческий разум – он всегда старался идти самым простым и привычным способом, с наименьшими затратами. А чем чаще тропой ходят, тем она становится глубже, вытаптывается. И рано или поздно превращается такой канал, из которого так просто не вылезти. Это есть «петля», ловушка разума – за ней ты не увидишь сути, если что-то изменится. Ты не сможешь принять новое, осознать его, ты будешь видеть только эту узкую колею. Сердце же всегда открыто. Оно в принципе не умеет быть иным. Оно исполнено любви к миру и любопытства. Именно поэтому многие люди в детстве так открыты – яркая иллюстрация их сердец. С годами и происшествиями контроль берет на себя разум – он активно начинает управлять жизнью, причем просто лишь качественно выполняя свои функции. Но на практике это приводит к закрытости и в пределе – побегу от любых изменений. Крайне сложно становится услышать тихий и радостный голос сердца за тяжелым скрежетом движения шестеренок в голове.
Последняя фраза – слова Настоятеля. Может быть, он не всегда так тонко и красиво выражал идеи, как они были описаны в трактатах и свитках, но зато находил точный образ. Это правда так. Задача разума – приспособится к материальной стороне жизни. Задача сердца – познавать мир души. Все проблемы растут из дисбаланса, в идеале нужно найти точку равновесия. А у многих людей оно было сдвинуто в сторону материи. Впрочем, противоположная крайность тоже не вела к каким-то оптимальным вещам. Вся суть – в гармонии. В поддержании хрупкого баланса.
Даярам проследил за маленькой девочкой, что неслась к своим родителям, радостно помахивая леденцом на ходу. Искреннее счастье – для нее нет ничего важнее купленного сейчас леденца. И как бы удивительно ни звучало, каждый миг жизни – подобное искреннее счастье. Другое дело, что ловушки разума могут понаставить массу препятствий и искажающих линз – за ними ты увидишь боль и страдания. Но стоит их пройти глубже – ты придешь к безграничной радости осознания бытия и существования. А вместе с ней и придет открытость любым переменам в жизни.
Хиноец немного вышел из своих размышлений – он отклонился от темы, но монах любил размышлять. Иногда он даже записывал свои мысли на небольшие листы бумаги, но по большей части он их продумывал и отпускал, позволяя свободно течь через себя. Сейчас же путешественник больше сосредоточился на изучении диковинного для него мира – ярмарки в духе той, что раскинулась перед ним, на Хин были редкостью. Там массовые продажи открывались в честь крупных религиозных праздников да и выглядели совершенно иначе. Скорее это были длинные улицы, где не только торговали, но и показывали сценки из жизни богов, устраивали танцы, песнопения… И так как это все происходило летом, оно в любом случае отличалось кардинально от подобных событий зимой. Внимание чужеземца привлекла большая ледяная горка с краю площади. Дети радостно забирались по деревянным ступенькам наверх, а потом со смехом скатывались вниз по длинному ледяному желобу. Подобных развлечений Даярам не знал, интересно было бы спросить о впечатлениях, пока он ждет своего рейса…
- Добрый день. Хорошая здесь обстановка, не правда ли?
Музыкант сообразил, что обращаются к нему. Он настолько увлекся собственными размышлениями, что совершенно выпал из мира. Мужчина повернулся и чуть поправил перевязь с ситаром на плече. На другом висела его неизменная путевая котомка из кожи.
- Намаскар джи, - Даярам искренне улыбнулся и сложил ладони у груди, стал заметен белый бинт, что покрывал правую руку целиком. Затем он неглубоко поклонился – на Хин-Ду всех незнакомцев приветствовали с должным почтением, традиция. Серые глаза окинули прохожего, что решил подойти к музыканту. Чуть ниже самого хинойца и одет в куда более подходящем острову стиле, чем был не так давно облачен сам Дай, – больше всего в глаза бросился темно-синий шарф, просто как цветная деталь, которую Даярам не так часто видел вокруг. В Хин шарфов в привычном понимании остальных обитателей Нового Мира не было, были платки.
- Мое имя – Даярам, - опять же по правилам этикета Хин не представляться было невежливо, - и я на этом острове проездом, - сразу прояснил музыкант некоторые моменты, ибо обычно этого рода расспросы сыпались просто градом. Теперь уже он мог свободно ответить на заданный вопрос.
- Здесь действительно очень приятно находиться, - беловолосый кивнул и чуть обвел площадь взглядом, - Снежно и красочно, словно бы идет подготовка к какому-то торжеству. Даже в воздухе ощущается особый дух грядущей радости, - хиноец продолжал чуть улыбаться. В целом, Даярама мало удивило, что к нему так легко подошли разговаривать – он сталкивался с этим практически на каждом острове, куда его заносила судьба. Слишком выделялись его цвет кожи и внешность на фоне среднестатистических жителей Нового Мира. Поэтому к расспросам в свой адрес и интересу к личности Даярам давно привык. Ну, а любопытство – одна из самых прекрасных черт человечества. Так почему бы его не удовлетворить? В том числе и самому хинойцу. И Даярам решил задать встречный вопрос, который пролил бы свет на тайну украшения всего острова, волновавшую странника с момента его прибытия на Сальери.
-  А вы - местный? Не подскажете, здесь так всегда?

Даяраму редко когда везло встретить такого же путешественника, как и он сам. Просто в силу того, что далеко не на каждом острове их встречаются толпы. Как правило, хиноец оказывался в одиночестве и был окружен представителями местного розлива. Сальери, по всей видимости, выбивался из привычной канвы, возможно, в силу своего климата и обстановки. Во всяком случае, незнакомец, который представился как «Фауст», по его же словам местным не был. А Даярам был склонен верить людям, пока явно не было доказано обратное – его сердце всегда открыто новым контактам и впечатлениям. Будь оно иначе, не любил бы хиноец музыку и странствия всем сердцем – и то, и другое подразумевает некоторую внутреннюю смелость и открытость Вселенной вокруг тебя.
- Вероятно, здесь множество счастливых людей, - прокомментировал ответ Фауста на свой вопрос Даярам. Ему сложно было бы представить, что устраивать ежедневный праздник могут люди отличного состояния души. Да, безусловно, от персоны к персоне всё всегда разниться, но те, кто положил начало подобной традиции, определенно были счастливы и рады. И желали этим поделиться с остальными! Поэтому превратили зимний остров в сказку – ведь среди белого снега и голубого льда порой не хватает ярких красок других цветов.
«Чудесная атмосфера», - мысль сама проскочила на подсознании где-то параллельно с осознанием происходящего диалога и других событий. Даяраму искренне нравилось смотреть на лица окружавших его людей. Пока что, на пути к площади, они ему попадались довольно счастливые. За исключением тех, кто явно был занят серьезной работой – таких было видно за километр. Впрочем, не исключено, что в домашней обстановке и они будут вести себя иначе.
Даярам ожидал достаточно привычного для него дальнейшего разговора – как правило, либо его расспрашивали о том, каким морским ветром занесло жителя далекой Хин сюда, либо он вежливо и с согласия собеседника интересовался местными обычаями и укладом. В целом, это неплохой вариант скоротать время до отплытия. Тем более, что если его новый знакомый и сам приехал сюда «погостить», то нельзя исключать, что и ему скоро отбывать. Однако поинтересоваться этим всем музыкант не успел – его несколько застал врасплох следующий вопрос Фауста.
- Вы не могли бы устроить со мной дружеский поединок? Видите ли, сражения - это мой хлеб и одно из любимых занятий одновременно. А от вас исходит весьма мощная аура. Как, скажем, он адмирала.
«Поединок?».
Удивление пробежало по лицу Даярама легкой волной, а затем исчезло также быстро, как и возникло. Внутренний настрой едва заметно, однако неумолимо сменился. Мужчина, годами тренировавший в себе подобного рода способности, да к тому же уже имеющий опыт странствий за плечами, чуть иначе взглянул на разворачивающуюся ситуацию. Его природное, возможно слегка даже детское, любопытство быстро юркнуло на задний план, как и естественное его ощущение полной безмятежности. Даярам бы рад постоянно пребывать в нем, но после того, как он покинул умиротворенные стены храма Калари, монах осознал, что внешний мир регулярно своими проявлениями требует некоего небольшого отстранения и возвращения на несколько более материальный уровень. Ты сохраняешь свой настрой умиротворения внутри, однако периферия твоего сознания меняется.
Вот и сейчас серые глаза чуть серьезнее и пристальнее оценили Фауста, однако со стороны казалось, будто темнокожий мужчина просто немного задумался над ответом. Где-то внутри подала голос его мантра – Фауст выделялся на фоне остальных людей и на фоне многих воинов тоже. Просто и лаконично, Даярам просто ощутил внутреннюю силу того, кто стоял перед ним и вынес свой вердикт. На самом деле, для последователя учения Калари никакой не было разницы, каков по силам тот, кто хочет борьбы – все истинные монахи этой философии шли принципом наименьшего насилия и употребления своих знаний лишь в мирных целях. Отступления от этого пути были возможны лишь в критических и опасных ситуациях. Философия пути Калари изучалась ими годами, она целиком меняла мышление людей. И в знак смирения себя они и заматывали правую руку. Но некий внутренний телохранитель хинойца, зудевший в нем с ранних лет, уже проснулся и стал разворачивать деятельность. Даярам не отличался серьезной подозрительностью, однако он не был склонен откровенно вестись на любые чужие действия. В свое время именно эта недоверчивость привела мужчину на его истинный путь, заставив бросить вызов отцу. Даярам твердо знал, что открытость миру не равна слепой наивности. Она подразумевает, что ты в каждый момент взвешиваешь все обстоятельства, принимая то или иное решения. Она подразумевает, что ты будешь готов принять все последствия, которые могут пойти следом. А Даярам не знал ничего о том, кого видел перед собой. Следовательно, оценить последствия он не был в состоянии в данный момент времени.
- Прошу прощения, - Даярам тепло улыбнулся, - мое мировоззрение подразумевает применение моих навыков исключительно во имя мирных целей, - мужчина показал на белоснежный бинт на своей правой руке. Затем хиноец продолжил.
- Однако, ваши слова звучат так, словно вы хотите некоего... обучения или развития, - Даярам аккуратно подбирал слова, так как до конца не был уверен в верности интерпретации слов Фауста, - я вас верно понял?
Это несколько иное, если это действительно так. Обучить кого-либо либо помочь ему немного развить себя – это вполне себе мирное применение боевого искусства. Однако и здесь поднимался крайне важный вопрос… Для чего именно он жаждет силы? Жаждет сражения с нелегким противником? Он сказал, что сражения – его хлеб. Но кто он? Воин? Маловероятно, хотя Дай и не знает всех форм мировых армий, он знает, что люди военного пути выглядят иначе и, как правило, находят иные пути для тренировок. Дозорный? О них Даярам знал куда меньше, так как реже всего пересекался в пути. В его голове эта организация приравнивалась к военной, следовательно, вряд ли имеет смысл… Тем более новый знакомый упомянул адмирала. Вполне могло быть, что он из Морского Флота, просто не в форму одет сегодня. Однако оставалась еще одна категория людей, которые были вовлечены в сражения и могли бы сравнить силу Даярама с таким чином как «адмирал». И это была крайне неоднозначная категория - пираты. За свое время странствий Дай пересекался с разными представителями этой категории и далеко не все из них действовали ради мирных целей впоследствии. У Даярама слишком мало сведений для того, чтобы составить полную картину и сделать окончательный вывод. Где были гарантии, что просто подошедший за якобы «дружеским поединком» человек не попытается вовлечь хинойца в подозрительную авантюру, в которой могут пострадать простые люди? Или же его нынешняя «помощь» сослужит отрицательную службу в дальнейшем? Даярам уже был научен горьким опытом своих отношений с моряками-археологами, которые на практике просто использовали навыки Дая, а затем сбыли награбленное и выбросили хинойца, как использованную вещь. Да, никто не пострадал тогда, однако Дай запомнил, что не все люди внешнего мира так светлы, как кажется изначально. Да, то же он видел крайне ярко и на своем родном архипелаге, однако это был важный опыт, до конца разрушивший некие иллюзии в голове Даярама. Все же, внешний мир он воспринимал тогда несколько иначе и, может быть, потому слегка романтизировал его. Налет романтики слетел в тот период, обнажив ту же сухую и острую реальность, что пробивалась во многих кастах на Хин-Ду. И хотя это и было почти три года назад, с того момента он стал себя в открытом мире вести осторожнее. Во всяком случае, прямо сейчас Дай не стал глушить голос мантры в себе – раз она заработала, пусть теперь уже мониторит все вокруг. Пока за исключением фигуры его знакомого, все было тихо. Во всяком случае, он здесь один, либо его коллеги, если они и есть, пока еще далеко – радиус действия Воли Даярама был широк.
В глазах проскочила искорка стали, но тон остался ровным.
- Позвольте мне уточнить, - Даярам заглянул Фаусту прямо в глаза, - зачем вам это нужно?

Учение острова Калари подразумевало знания множества разных аспектов жизни: от самых примитивных и бытовых до действительно опасных боевых навыков. Но центральной догмой учения было направление всех своих знаний во благо, как себе так и другим. Такая размытая формулировка таила в себе множество опасностей, ведь, как известно, и многие ужасные вещи могут быть совершены из благих намерений. Люди часто бывают искренни в своих заблуждениях и лишь время и последствия открывают им глаза. Собственно, это и есть жизненный опыт – совершение неких действий из своих убеждений, а затем осознание последствий. Происходит переоценка всего, усвоенного ранее, и вносятся либо не вносятся коррективы в свои мысли, убеждения и свою деятельность. Так устроено большинство людей, но не все. Кто-то боится взглянуть в лицо реальности и сбегает, кто-то физически не способен это сделать… Кто-то сознательно уходит в пучину сомнений, недоверия и лжи. Кто-то элементарно не хочет проживать свой опыт и действует исходя из этого. На самом деле, в конечном счете абсолютно все проживают свой жизненный опыт, разница состоит лишь в том, на каком уровне человек осознает это проживание. Даже если он ничего не хочет проживать – это уже его решение где-то в подсознании и оно ведет к последствиям, например, к неосознаваемой им жизни, к собственной смерти и так далее. И это все равно является опытом. Каждый сам волен выбирать, какой опыт он будет проживать в рамках этой жизни. И вот тут и таится тот подводный камень, что скрыт был за размытой формулировкой. Учение Калари в первую очередь тренирует дух, тело лишь идет следом, – осознанность жизни. Осознания себя, вообще всех форм жизни вокруг, самой движущей силы мира. И когда приходит это осознание, тогда приходит ощущение баланса. Той самой середины, где всего в меру, все гармонично и замечательно уложено в единый прекрасный строй. Потому формулировка такая и размытая – это не подразумевает, скажем, полный отказ от насилия и убийства, потому что в таком случае ты не сможешь защитить себя в критической ситуации. Но это значит, что ты всякий раз задумаешься над тем, к каким последствиям приведет твой выбор – применять или не применять силу. И этот подход касается не только силы, а любого выбора.
Поэтому Даяраму в данные минуты было несколько непросто. Монах не был лишен некоторой детской наивности, но он знал очень хорошо, что сильные люди используют силу в своих интересах. Собственно, для того многие ее и обретают, чтобы действовать так, как угодно им, достичь чего-то желаемого. И большой вопрос, если речь о малознакомом человеке, каковы будут последствия применения этой силы.
Ответ Фауста привел музыканта все к той же развилке, что уже поднималась в его сознании. С одной стороны, молодой человек не сказал ничего опасного – да, бой может быть искусством. Он является таковым. Даярам это мог хорошо понять и ощутить, он сам познавал свой стиль Калари-Паяту как искусство, как нечто прекрасное и сложное одновременно. Однако… Даже картины можно использовать по-разному. Вернее, их существование по-разному отражается на других жизнях. Кто-то посмотрит на холст, вдохновится и сам начнет рисовать и ему это принесет счастье. Кто-то посмотрит на картину, позавидует, украдет ее и из-за этого пострадают люди. Мы никогда не знаем, к чему приведут наши конкретные действия. И пока было слишком мало переменных, чтобы оценить предложение Фауста в полной мере. Даярам мог бы просто отказаться, не вдаваясь в дебри, но не мог. Он не мог пройти мимо просьбы – для него было естественно уделить ей внимание. И он уделит его столько, сколько потребуется для ясной картины.
Почему было просто не согласится, раз речь об искусстве? Да ровно потому, что Даярам знал уже, как устроен внешний для него мир. Да и государство Хин тоже. Из уст Адама он не раз слышал фразу «сильные выживают, слабые гибнут». Даярам считал, что это одно из самых распространенных заблуждений морского мира вокруг него. Однако оно так во много проявлялось, что не брать его в расчет нельзя.
Так вот, где же гарантия, что это прекрасное искусство не сослужит потом кому-то печальную службу? Собственно, на все эти размышления Даярама натолкнула вторая половина ответа – «эффективность». Яркое слово, сильное. И… очень материальное. Искусство можно понимать по-разному. Для человека, который в упоении может забыться и разорить все в округе, бой – тоже искусство. Для маньячного ученого, изобретающего новую смерть, его деятельность тоже может быть искусством. Вопрос все того же уровня осознания. Даярам без особых раздумий согласился бы на дружеский бой с человеком примерно таких же взглядов на мир, как и он сам. Потому что был бы уверен – речь действительно об искусстве, человек не станет слепо применять в упоении сражения свой новый опыт. Но для того чтобы судить о человеке, его нужно лучше знать.
Фауст словно бы дал паузу монаху переварить услышанное. Даярам успел сформировать некую идею, что он может конкретно здесь сделать, однако высказать ее не успел. Монах внимательно выслушал дальнейшие реплики своего собеседника.
- Но если ваши убеждения не позволяют использовать свою силу таким способом, то и заставлять вас не буду. То, что мне нравятся битвы, ещё не значит, что я буду специально нарываться на драку. Во всяком случае, в подобных мирных ситуациях.
«Возможно, он достаточно глубоко понимает, что делает».
Свободный отказ от чего-либо – один из показателей осознанности. Человек, слепо поддающийся своим чувствам и эмоциям, редко когда может отказаться так легко от желаемого. Конечно, есть вариант, что Фауст не очень-то хотел сражаться, но зачем тогда было подходить к незнакомцу с этим предложением? Нелогично. Но искать так кого-то для боя… Даярам пришел к некоему противоречию внутри себя. Фауст с одной стороны вел себя действительно довольно взвешенно и рассудительно, однако все его реплики словно оставляли некое «но» в конце. И это «но» не позволяло монаху вынести окончательный вердикт сразу. Даярам довольно долго молчал, ловя ощущения собственного сердца и тени мыслей в голове.
«Что я ощущаю сейчас? Каково мое стремление? Что мешает мне ощутить его в полной мере?».
Беспроигрышная тактика – дать себе время на осознание. После того, как разум сделал все необходимые заключения и выводы, дать себе почувствовать себя же. Ответ родился сам собой, вместе с ощущениями и словами.
Наконец, хиноец заговорил.
- Ваши слова привели меня в некоторое замешательство, Фауст джи, - музыкант привык честно отражать то, что происходило у него в душе, - и пока я не могу найти точку равновесия.
Чужестранец чуть улыбнулся краешками губ.
- Возможно, если мы с вами сможем немного больше времени уделить нашему общению, то я смогу дать вам однозначный ответ на вашу просьбу, - Даярам где-то периферией уловил, что было тихо – Фауст действительно был один, Воля молчала. Во всяком случае, касаемо кого-то его уровня силы. Хиноец сам чуть огляделся. Если его собеседник согласится, то нужно поговорить где-нибудь в более подходящем месте, чем спуск к центральной площади. Но Даярам совершенно не знал города, а потому был вынужден довольствоваться тем, что имел.
- Я бы мог предложить вам пройти куда-нибудь на площадь и поискать спокойное место для беседы, - хиноец посмотрел вниз.
С первого взгляда его слова расходились с реальностью – по ощущениям, все вокруг только и делали, что шумели, веселились, покупали что-то, ели, смеялись, играли… Но наверняка же где-то найдется или свободная лавочка или небольшое кафе? Обычно на центральных площадях такое бывает. С последним пунктом, правда, могут возникнуть проблемы, так как денег у хинойца было крайне мало, однако это второстепенные проблемы. Решать все нужно по мере поступления. Даярам снова повернул голову к Фаусту.
- Если вас не обременит подобный расклад событий, то мне хотелось бы кое о чем вас расспросить подробнее.
Даярам старался быть максимально вежливым, так как понимал, что вопросы по меркам Хин он будет задавать довольно личные. Однако, если от него действительно хотят реального ответа, ему нужно знать о Фаусте чуть больше, чем сейчас. И тут без расспросов не обойтись. Что-то интуитивно внутри подталкивало хинойца к разговору, тянуло его в направлении беседы.
Ощущениям сердца Даярам доверял безоговорочно. Разум способен заблуждаться, сердце – никогда.

Несмотря на некоторые сложности, судьба все же благоволила Даяраму. Во всяком случае, именно так воспринял хиноец тот факт, что стоило оглядеться обоим чужеземцам, как они сразу нашли место для продолжения беседы. Рядом, и удивительно пустое. Удивительно потому, что площадь была запружена людьми, и чем дальше разворачивался день, тем больше их становилось – к украшенному огромному дереву и разбитому рядом рынку стекались все. Как и другим снежным развлечениям – пока они шли к лавочке, Даярам невольно отмечал про себя, кто и что делает – ему было интересно. Он ощущал искреннее детское любопытство перед неизвестным, желание прикоснуться, разобраться, почувствовать. Взрослые, да и многие дети, весьма нередко ощущают страх после того, как это «неизвестное» преподносит им не самые приятные сюрпризы. Разум это запоминает и начинает ждать подвоха – в следующий раз неизвестность уже не кажется столь привлекательной. Затем снова, и снова… Так и рождается страх. Желание отойти от нее, отгородиться, уцепиться за привычную жизнь, лишь бы никаких потрясений. Даярам ощущал мир иначе. Он знал, что страх – всего лишь мысли. Круги на воде. А мысли можно изменить. И если это так – почему бы не продолжать думать о неизвестном, как в самом раннем детстве? Когда ты - чистый лист, без каких-либо заготовок на нем? Словно неизведанное принесет большое и светлое чудо, нечто новое, интересное, занятное. Вовсе не обязательно идти на поводу своего разума, застревая в петле однообразного мышления "кругом лишь опасности да тревоги". Можно смотреть на мир под иным углом, это приносит радость и умиротворение. И что немаловажно – это не значит, что нужно слепо бросаться в опасности или не противостоять им. Просто нужно доверять окружающему пространству, своим ощущениям сердца. Сердце само подскажет, где есть угроза, а где – нет. Именно поэтому Даярам умел радоваться искренне и по-детски. И хотя ум его еще был поглощен некоторой запутанной ситуацией, сам хиноец уже ощущал безмятежное спокойствие внутри – он знал, что все всегда происходит наилучшим образом. А раз так – любое его решение станет правильным. Можно спокойно взвесить все факты, будучи в умиротворенном и открытом состоянии. Волны смятения отступали, за тучами проглядывало солнце непреходящей радости.
Музыкант сел на лавочку на некотором отдалении от Фауста – дань не просто общепринятой вежливости, а еще и уважение к личному пространству согласно впитанным устоям. Традиции Хин удивительным образом незаметно вплелись в жизнь Дая так, что он даже не задумывался над некоторыми действиями, просто делал именно так. Хиноец улыбнулся.
- Благодарю вас, что согласились продолжить беседу, - он склонил голову, а затем снова поднял ее, - мне нужно еще немного времени на размышления.
Он искренне был рад тому, что так легко ему согласились уделить внимание. Это о многом говорило и радовало сердце странника. Открытость и честность людей – качества, которые Даярам ценил высоко. Как и желание меняться, развиваться, открывать новое, искать себя и свой путь. Хиноец сам прошел извилистую дорогу жизни, а потому понимал, о чем говорит. Взгляд скользнул по большому снежному пустырю недалеко от лавочки, пока Дай искал формулировки для своих вопросов. Уклад Хин не подразумевал легкого вмешательства в личную жизнь других людей, а потому мастер Калари-Паяту был вынужден немного потратить времени на личные переговоры внутри себя – насколько уместно или нет задать тот или иной вопрос. На площадке тем временем шла активная деятельность – часть ребят в шапках и куртках, причем Даярам не всегда сразу различал, кто там мальчик, а кто девочка, в этой кутерьме, строила стену. Большую белую стену.
«Интересно, для чего?».
Дай позволил себе этой мысли проскочить, осознал, что питает искренний интерес к происходящему, потому что никогда прежде подобного не видел. Если ледяные озера, по которым люди скользят в особой обуви – коньках, он спрашивал как-то, что это такое – он еще видел, пусть ему самому и не довелось там быть, то пока игры в снежки и снежные замки миновали музыканта. Да и снежных островов за плечами так мало, что по сути практически не о чем говорить. Пока не было возможности прочувствовать зиму с головой.
«Что я хочу знать о нем? Что мне нужно, чтобы разрешить свое противоречие?».
Поток мыслей легко вернулся к тому, с чего начал свое движение, - к Фаусту. К его личности. Что хиноец знал сейчас? Он искал поединка. Зачем? Так как видел бой искусством и… Собирался активно это искусство использовать, судя по его ответам. Если бы речь шла просто о «живописи» или «музыке»… О, кому как ни Даяраму знать, что такое искусство, особенно музыки. Оно течет по твоим венам вместе с ощущениями, не может не рождаться внутри и не выходить наружу – волшебный мир нот и звуков. Даярам обожал музыку, на самом деле, нередко его пение или игра на ситаре сами становились медитацией и куда более мощной, чем любые практики храма… О чем так давно ему напомнил Настоятель. Даярам едва заметно улыбнулся краешками губ, вспомнив своего наставника. Да, он был прав еще тогда – его путешествие на заканчивалось на Калари. Оно там только началось. Ситар опустился рядом на лавочку – хиноец снял его с плеча и прислонил к спинке. Когда выдастся возможность, он обязательно сыграет и споет, проживет до конца все удивительные последние события, что коснулись его, и отпустит их на свободу.
И зная это все не понаслышке, хиноец мог точно сказать, если речь о сугубо артистизме, то вся его суть – вылить в мир то, что ты ощущаешь. Боевое искусство тоже может стать таковым – язык тела не менее прекрасен, чем любое словесное произведение. Безусловно, развитие подразумевает улучшение навыков… Но строго говоря, художнику важно передать свои чувства, а не сделать картину максимально четко, быстро и легко – эффективно. Если это так – искусство переходит в ремесло. Что точно также замечательно, просто ощущения при этих двух процессах разные. Первое – свободный полет, второе – применение навыков ради конкретной цели. Даярам уловил зерно конфликта в себе. Ремесленник точно также видит свою деятельность прекрасной. Но у искусства и ремесла разное побуждение в основе. Так что же двигало Фаустом в его вопросе? Искусство или ремесло?
- Фауст джи, - Даярам наконец-то нарушил воцарившуюся паузу, - меня очень порадовал ваш ответ, - возможно, это несколько неожиданно прозвучало, но хиноец собирался подвести некий итог всему, что имел на данный момент.
- Мне импонируют люди, которые видят в мире прекрасное, - Даярам прямо смотрел на своего нового знакомого, - и те, которые легко готовы отпустить желанное. Однако, мы с вами оба прекрасно представляем, что бой – не только лишь изящество приемов и художественная красота, - Даярам не сомневался в том, что говорил, - это также и опыт, который меняет нас и дает нам возможность изменять окружающий мир. Опыт - это инструмент в наших руках. Мы все весьма по-разному можем применить обретенные навыки. И навыки ведения боя – очень действенный инструмент для изменения вселенной. Я ощущаю вашу силу, следовательно, я понимаю, какой силы инструмент вы способны удержать в ваших руках.
Хиноец не видел смысла лгать и утаивать что-то. Он готов был развернуть честно всю цепочку своих размышлений, чтобы его собеседник мог в полной мере представлять мотивы самого Даярама, и потому мог сделать окончательные выводы, владея всей ситуацией целиком.
- Вы упомянули эффективность и пополнение разнообразия арсенала ваших умений. Это наводит на мысли о том, что вы осознаете все сказанное мной. Полагаю, вы пользуетесь своими умениями, вероятнее всего, достаточно часто.
Серые глаза за время фразы незаметно потемнели. «Вот то, что мешало мне легко принять решение изначально. Ощущение, что сковывало мой ум».
- Как именно вы ими обычно пользуетесь? Я имею в виду, для чего вы применяете свою силу и приобретенные навыки? Что побуждает вас вступать в сражения? Какие цели вы себе ставите и к чему стремитесь? Чего именно вы желаете достигнуть?
Даярам чуть поправил свою накидку от налетевшего порыва прохладного ветра и сложил руки у груди.
- Прошу прощения, Фауст джи, если мой вопрос слишком личный, - музыкант улыбнулся совершенно искренне, он не желал нарушать личные границы и не стремился вызвать каких-то негативных ощущений у собеседника. Так уж напрямую спрашивать о роде деятельности было несколько необычно для диалога хинойца с малознакомым человеком. Однако...
- Однако ваш ответ мне необходим.

«Да, теперь я вижу точно, в чем было некое… Несоответствие».
Ответ Фауста подтвердил Даяраму его сомнения, то, что помешало хинойцу сразу же согласиться. Нельзя сказать, чтобы музыкант так уж был подозрителен по жизни, однако годы и опыт кое-чему его научили. Вероятнее всего, стоит откатиться назад, в далекое-далекое детство юного мальчика, рожденного в касте высших – среди жрецов. Не первого, но и не единственного сына одного из жрецов самого правителя, жителя богатой и изобильной Дха – столицы огромного благословенного государства, занимающего целый архипелаг Хин-Ду. И хотя мальчика готовили по всем правилам и традициям, ему втолковывали все заповеди и пичкали религиозными трудами… Он изучал все правила проведения ритуалов – в стенах храмов и на людях, все тонкости поведения во время огромных мероприятий вроде больших праздников в честь пантеона местных богов. Он купался в том, что ему говорил отец и в том, что тот видел за словами «религия» и «учение». А его отец видел в том прекрасный инструмент властвования над людьми, замечательную возможность упрочить свое положение и пожинать плоды своего величия. Он практически открыто мог заявить даже несогласие правителю, ибо в его руках были слова сильнее приказов монарха – слова, сорванные с уст богов. И как просто лишь сказать то, что нужно тебе, ведь твои мысли не могут расходиться с мыслями правителей мира, ибо ты – их служитель! И вся вселенная повернется по твоему указу – бедные падут на колени молиться, богатые принесут дары и даже политика государства станет ориентирована на звезды.
Даже в этой золотой идеальной системе, отточенной и выверенной, юный Даярам умудрился углядеть изъян. В отличие от своих братьев, мальчик не просто читал труды из библиотеки для того, чтобы соблюдать формальности. Он задавался вопросами и искал зерно истины, искал ответы. И с этого началось его становление в этом мире – то, что видел мальчишка за мантией слов, кардинально расходилось с тем, что творилось вокруг руками его отца. Да и других высокопоставленных служителей храмов. Даярам не смог бы объяснить в свои пять лет, когда он уже умел свободно и спокойно читать, писал не только простые тексты, но и знал древнее наречие родного архипелага и писал на нем священные мантры… Так вот он не смог бы объяснить даже тогда, почему он верил одним надписям, а другим – нет. Что двигало им, но словно он… Ощущал изнутри суть того, что читал. И потому четко видел – вокруг него весь мир живет… не так. То, что творят другие – Вселенная так не устроена, как думают они. Он же видит. Он читает и видит другое. Он слышит и видит иначе. Он открывает глаза… И видит.
Результатом этого провидения стало полное изгнание не только из столицы Хин, но и из касты жрецов вообще – изгои в их государстве жили хуже рабов и слуг. Но Даярам знал одно – он знал, что он свободен и волен выбирать свою судьбу сам. Отец думал, что лишает сына всего в наказание, но именно он даровал в тот момент мальчику полную свободу. Даярам знал, чего хочет, и как ей распорядиться, потому и добрался до окраинного острова Калари, учение которого так тронуло его душу, пока он изучал священные свитки со всех уголков Хин.
Вся эта длинная история, продолжающаяся и по сей день в виде жизни хинойца, началась с одного единственного маленького зернышка сомнения. Противоречия. Чего-то неестественного, неуловимо останавливавшего Дая от слепой веры в то, что ему говорили. Сомнения – твой лучший друг и помощник на пути. Они помогут тебе открыть глаза. Даже если ты в них заплутал – в конечном итоге ты выйдешь к истине, если ты того желаешь. К тому, что отзовется тебе верным решением.
Если в детстве Даярам просто делал то, что считал нужным, то с годами эта уверенность обросла осознанностью, он научился четче слышать себя и чутко реагировать на внутренние сигналы, не просто следуя им. Он обрел силу, потому что сомневался. И поэтому ответ Фауста стал для музыканта своеобразной последней точкой в его тучах – на небесах засияло солнце. Странник понял, к чему вело его сомнение, он знал, что поступает правильно. Мужчина кивнул в знак того, что он выслушал и принимает позицию своего недавнего знакомого.
«Да, определенно так. Он осознает, что делает. И он выбрал себе такой путь».
Даярам не собирался никого поучать или наставлять. Если события его касаются – он принимает в них участие. Если нет – то и не вовлекается в них, если нет такого внутреннего посыла. Сейчас его не было и не могло быть. Хиноец твердо верил – у каждого свой путь. И если душа Фауста выбрала себе такой – это его добровольный выбор. И да, он отличен от выбора самого хинойца – так в этом и есть красота. Мир разнообразен, тем и прекрасен. Их столь различные пути пересеклись – значит, их душам так было уготовано судьбой.
- У вас достаточно интересный взгляд на мир, Фауст джи, - Даярам не лгал. Он уже успел повстречать разных людей в своей жизни и пожалуй, пока самой яркой фигурой он мог бы назвать только Адама Боннета – со всей его темной биографией. Но отвлекаясь от ярких событий… Те, кто ощущает, что живет лишь в момент сражения… В момент выполнения, как выразился Фауст, «работы». Не только самого боя, но и других аспектов противостояния. Ощущать тепло жизни лишь в борьбе – до чего же мир внешний и родное государство различны и похожи одновременно. Заблуждения отличаются – суть одна. Впрочем, Даярам ощущал некий интерес к людям подобного склада – как к новому варианту понимания человеческих болей, того, что путает сознание в лабиринте.
- Я понял вас в полной мере, - начал музыкант свою речь после слов собеседника, - ваш ответ меня полностью удовлетворил.
Несмотря на все свои внутренние волнения, Даярам не терял своего безмятежного спокойствия, а потому говорил легко и умиротворенно.
-  Я благодарен за столь подробное пояснение, - хиноец снова сложил ладони у груди. Необходимо было выразить благодарность - и традиции Хин, и потребность, ведь собеседник сказал, что не очень привык так раскрывать себя. Да, с людьми, подобными Фаусту ему было бы интересно пообщаться, однако… У него не так много времени в запасе до отхода корабля, а подобные разговоры не стоит вести в спешке. Тем более, что он может все это при желании обсудить с человеком, который, возможно, сможет прояснить темные пятна для чужестранца.
- Вероятно, мой ответ вас несколько огорчит, - мягко продолжил Даярам, - однако мое мировоззрение действительно не позволяет ответить положительно на вашу просьбу в таком ключе, - перегружать малознакомого человека деталями своего восприятия и данными обетами, увековеченными белыми лентами бинтов вокруг правой руки, музыкант также не собирался, а потому он свернул все в короткую формулировку, - мне не отзывается подобное в душе.
Мужчина встал, потянувшись к ситару. Вполне вероятно, что его собеседник не захочет продолжать беседу, зная, что в бою ему отказано.
- Полагаю…
Даярам не успел сказать вообще ничего из того, что планировал – ни вежливо поинтересоваться, имеет ли место продолжение разговора, ни попрощаться, если нет. Даже уточнить, а не знает ли Фауст, где тут можно было бы поесть на скорую руку. Потому что хиноец ощутил, что… Даярам рефлекторно подался вправо – удар пришелся на ситар.
- Ой! Простите! Мы нечаянно!
Даярам перевел взгляд ниже – на корпусе и рядом с ним красовались остатки «снаряда» - куча хлопьев снега, размазанных по тыкве и дереву. Хотя тело среагировало безупречно, разум был слегка растерян от происходящего – ведь не было никаких «опасных» намерений в произошедшем, словно все возникло из ниоткуда.
- Честное-пречестное! Ваша… эээ…. – пауза, - Ну эта штука…, - пауза, шорох, - Эй! – шиканье и шепот, - Оно нормально? Мы не сломали?.. Вы… Не сердитесь?
До сознания наконец-то дошло – снежные шарики. Вот почему «из ниоткуда» - случайность. Дети, что строили большую стену из снега недалеко от лавочки, где шли переговоры, еще кидались ими друг в друга. Видимо, это была «шальная пуля». Даярам смутно улавливал затею, скорее угадывал, что это очень весело, судя по участникам, чем действительно представлял всю суть процесса. У него не было времени вникнуть – он был занят обдумыванием иного рода проблем в тот момент. А сейчас нужно было отвечать, ведь на него смотрели целых две пары взволнованных детских глаз. И их хозяева явно нервничали не на шутку.
- Все в порядке, юва сааб джи, - дословно это можно было интерпретировать как «маленькие незнакомцы», вполне типичное для Хин обращение к неизвестным ребятишкам, - мой ситар – не простая тыква, сделан так, чтобы подобные неожиданности были ему нипочем, как и снежная погода, - Даярам солнечно улыбнулся и практически физически ощутил, как спала волна волнения. И тут же услышал хихиканье – кажется, двое взрослых заинтересовали юных ребят. Мальчишек, судя по внешности – братьев, хотя тут ручаться было сложно. Слишком укутаны в одежду, хотя щеки красные – явно жарко от всех игр.
- А вы, дядя? – кажется, вопрос был к собеседнику хинойца, ребята продолжали вещать наперебой, активно жестикулируя, - он ведь так… Бух! Разбился.. Во все стороны…
Даярам посмотрел на Фауста. Удивительно, как один не очень метко пущенный снежок может поменять весь ход событий. Во всяком случае, внутреннее состояние хинойца однозначно изменилось. Похоже, его внутреннее любопытство только ждало часа, чтобы активизироваться и наконец-то разобраться, что к чему вокруг него, – внимание очень мощно перетягивалось на игры, что творились в стороне, словно не было сейчас всего диалога о куда более серьезных вещах пару минут назад. А что касается Фауст джи?..
- Во все стороны снег полетел!  – закончили свою путанную речь зачинщики происшествия, - мы не думали, что в вас попадем! Простите!

Мир воистину полон удивительных открытий и потрясающий вещей! За это Даярам его и любил и так умиротворенно странствовал – он изучал мир каждый миг. Он жил каждое мгновение, жил постоянно, безотрывно. И потому впитывал ощущения каждой клеточкой. И даже сейчас, несмотря на такую резкую смену настроения, ничего иного, кроме радостного восприятия не поднялось в душе музыканта. Случайности не случайны, во Вселенной ничто не происходит просто так.
Даярам бережно отряхнул корпус ситара, пока мальчишки активно комментировали происходящее. Ему понравились эти дети, от них ощущалась искренне детская открытость и любопытство. Это потрясающие качества. Куда лучше, чем туманящий все на своем пути страх.
Взгляд серых глаз скользнул по фигуре Фауста. Он отреагировал спокойно, даже немного непринужденно. Для человека, который буквально пять минут назад говорил о поединке и даже получил отказ – более, чем интересная реакция. Многие расстраивались либо откровенно были недовольны, музыкант встречал разные реакции на своем пути. И крайне редко попадались те, кто легко и свободно переключался на что-то новое, как только желанное старое исчезало из поля зрения, так и не попав в руки. Хинойцу часто приходилось иметь дело с гневом и разочарованием, с первым – чаще всего. Если речь шла не о поверхностных вещах, истинно не столь значимых для человека, а о чем-то действительно нужном – единицы свободно это отпускали. Даярам и сам долго осознавал это умение, на ранних этапах учения Калари ты всегда учился отпускать. Что угодно – любимые вещи, необходимые для жизни средства, саму жизнь… Любую. Даже свою. Потому что в основе твоих действий – крепкая уверенность, что все, что тебе истинно необходимо – всегда с тобой. Оно всегда доступно и даже если ушло, то вернется в подходящий момент. Даже жизнь, ведь все мы согласно представлениям Калари, возвращаемся снова в этот мир. Хиноец отлично помнил, что как только он познал сердцем всю суть этой идеи и принял ее – огромный груз свалился с его плеч. Он словно стал легче на несколько килограммов и с каждым днем его жизнь лишь легчала. А сейчас он вообще ощущал лишь легкость. Такова была сила его убеждений.
Таким образом, несмотря на свой отказ, Даярам все же ощущал внутренний интерес к личности нового знакомого. Ему бы хотелось с ним просто пообщаться, если это будет уместно. Потому что хиноец улавливал совершенно разные черты в этой самой личности, такие выводы он делал по совокупности всей информации, что имелась в его распоряжении. И ему было бы интересно составить более подробный портрет в своей голове.
Вопрос мальчиков застал последователя учения Калари врасплох. Даярам миг спустя округлил глаза и посмотрел на мальчишек. Не сразу он понял, что они опять переключились на него – то на одного, то на второго. Шустрые.
- Просто… когда наша мама болела, она вся красная была!
- Да-да! А когда Лиз плохо было – она прям почти синяя стала…
Идеи связались в голове в логическую цепочку. Они просто видели, что кожа меняет цвет, если есть какие-то недуги. Наблюдательные, это чудесно. Даярам издал легкий смешок, совершенно искренне ощущая радость, без единой даже негативной мысли.
- Вы многое замечаете, юва сааб джи, - хиноец и правда был рад, что это так. Многие вокруг него скользили взглядами по нему и… Все. Чем крупнее был город, тем меньше удивлялись жители, они словно… Не видели ничего перед собой, забитые своими делами и проблемами. Настолько, что скорее всего не отдавали себе отчета, что видят нечто необычное перед собой. Даярам узнавал таких по глазам – они смотрели и не видели. Словно сквозь мир, а не на него. Хорошо, что детишки проявляли подлинный интерес ко всему вокруг себя. Они ведь тоже бывают разные.
- Я совершенно здоров, - Даярам сел обратно на лавочку, потому что так было удобнее говорить, - в тех краях, где я вырос, царит вечное лето. Там очень много солнца и тепла, поэтому моя кожа потемнела от его лучей, - музыкант улыбнулся.
- Много солнца… - один из братьев задумчиво повторил ключевую фразу.
- Но у нас тут тоже бывает много солнца! – встрял второй.
Даярам кивнул. Не удивительно, что такой вопрос возник. Детишки и впрямь любознательные оказались.
- Оно не греет так сильно, как там. На островах, полных лета, деревья и цветы полны соков, земля не укрыта белым покрывалом снега и в одеждах, как у вас, стало бы очень жарко, потому что солнце там греет больше, чем здесь.
Ребятишки крепко задумались. Вероятно, им очень сложно представить такое, если они родились в вечной зиме… Хиноец хотел было снова продолжить разговор с Фаустом, пока дети думают, но не успел.
- А! Вспомнил!
- Точно! Папа нам книжку подарил недавно! Там про разные острова и картинки! Там был… ну… оно зеленое все…
- И травы много! Не сухой как на кухне, где мама готовит!
- И ходят все почти раздетые и им не холодно! Даже если не купаться идут!
Мальчишки выдавали фразы наперебой. Даярам кивнул и улыбнулся. Может быть, на Хин-Ду и не везде царило буйство зелени, где-то жар солнца превратило все и в пустоши, а кое-где царила теплая осень, но идею мальчики угадали. Во всяком случае, они хотя бы видели иллюстрации.
- Верно, именно так, - хиноец кивнул второй раз.
- Дядь, а тебе тут тогда не холодно? – первый мальчик озадаченно наклонил голову набок.
- И снег! – громкий вопль выдал, что брата озарило только что, - ты же не видел снега! Да, дядь?
- Мне тепло, потому что я специально взял эту накидку, - Даярам показал на тонкую шерсть на себе, - и да, я видел снег очень мало. Всего три раза в жизни, считая этот.
Огромные неверящие глаза. Словно бы вся мировая тоска скопилась в них от того, что кто-то из взрослых не знает снега.
- Но… Но… получается, что…. - мальчишки переглянулись, - Ты… никогда… когда был маленьким....
- Не катался на коньках…. - один загнул палец.
– Не строил крепость…. – загнул палец второй.
- Не играл в снежки!!! – хором выдали ребята.
«Снежки… вероятно, это так называется. Во всяком случае, созвучно «снежным шарикам».
- Нет, юва сааб джи, не катался и не строил, - хиноец покачал головой, - и я не знаю ничего о снежках. Вы играли в эту игру сейчас?
Ответом Даяраму стала тишина и пораженный взгляд. Потом мальчишки кивнули и еще раз посмотрели на музыканта. Потом зачем-то пристально – на Фауста. И отошли на два шага. Даярам удивленно пронаблюдал за ними.
- Они столь ярко это восприняли… - невольно негромко пробормотал хиноец. Он действительно не ожидал, что его ответы и незнание приведут к подобным последствиям.
- Фауст джи, - Даярам решил, что сейчас – подходящий момент, - я не могу удовлетворить вашу просьбу, однако, я был бы рад еще некоторое время провести в вашей компании, - тон был теплым и спокойным, Даярам таким говорил чаще всего, - За беседой, если это не будет противоречить вашему желанию.
Перешептывание и периодически взгляды на обоих взрослых тем временем закончились и ребята вернулись назад, к лавочке. Они оба встали по центру, так чтобы обращаться к обоим взрослым. И смотрели крайне серьезно.
- Мы решили!
- Да!
- Дядь, - тот из братьев, что говорил про снег крайне внимательно посмотрел на чужестранца, - так жить нельзя, - вынес ребенок вердикт.
Его брат покивал.
- Да! Снег – это очень здоровская штука!!! Из него можно кучу всего делать… И самое главное – играть! Ты лепишь шарики и кидаешь их в друзей! А они – в тебя!!! Это – самое веселое, что может быть!
- Мы научим тебя играть в снежки! – хором выдали мальчишки и ткнули пальцами в Даярама.
- Только! – выдал второй, что волновался за холод, - чтобы было честно, нужно, чтобы был второй взрослый! – палец переместился на Фауста, - ты будешь играть, дядь? Нам очень надо его научить!
В том, что Фауст умеет играть, дети, похоже, не сомневались. Видимо, он не слишком сильно выделялся на местном фоне, в отличие от Даярама. Хиноец тем временем с искренним удивлением пронаблюдал за сценой.
«По-настоящему серьезно восприняли».
На лице разлилась улыбка.
- Я искренне рад вашему решению, Юва джи, - Даярам чуть поклонился ребятам.
Такие стремления стоят того, чтобы им ответить. Даярам повернулся к Фаусту снова.
- Я говорил про беседу…, - начал странник, - однако, мои убеждения не позволят мне проигнорировать столь сильное стремление научить меня. Возможно, это несколько не то, на что вы рассчитывали… Однако судя по словам юва джи, «снежки», - Даярам аккуратно повторил малознакомое ему слово, - подразумевают некое… противостояние в том числе, - они же сказали: кидать друг в друга, - Как вы на это смотрите, Фауст джи?
Это было совершенно против всех планов, но этим и была прекрасна жизнь – неожиданностями. Даярам и правда не мог отказать столь решительно настроенным ребятам. И так как его учили доверию много лет – он доверял жизни. Сейчас она предложила весьма интересный вариант разрешения всей сложившейся ситуации. Почему бы было не прислушаться к ней?..

Отредактировано Dayaram (2020-01-21 17:02:24)

Видимо, небо все-таки благоволило сражениям сегодня. Пусть и в несколько иной форме, нежели об этом думали простые смертные.
- Отрадно слышать ваше решение, Фауст джи, - Даярам улыбнулся, искренне радуясь согласию.
«По всей видимости, Фауст джи также лишен был возможности узнать игры зимы поближе…», - если им доведется еще побеседовать сегодня спокойно, Даяраму было бы любопытно об этом узнать. Почему казалось, что зимние острова его нового знакомого должны были удивлять меньше, чем самого музыканта.
«Это воистину неожиданный и удивительный исход».
Даярам ни за что бы не подумал, что его маленькая остановка по пути к встрече с Адамом обернется такими интересными событиями. Даже сам факт того, что он попал на зимний остров,  уже был достоин звания «интересно» - снег Даярам и впрямь видел редко, а потому питал искренний интерес. Хотя резкий и длительный холод отражался на его организме негативно, хиноец искренне любил все проявления природы душой. Он просто знал, что зима потребует чуть большего от него внимания, чем привычное теплое лето или даже звонкая весна с мокрой осенью. Далее к нему подошли с предложением о поединке, а ведь не каждый день к хинойцу обращались со столь личными предложениями. Хотя бывало иногда, все-таки стоит отметить. В совокупности, целых два пункта, тянущих на «интересно», уже запоминающийся день. А тут получилось, что мало того, что все ж таки вступит в этот самый поединок, так еще и познакомиться с зимними забавами успеет. Богатая на события остановка получилась, а ведь он не проведет и полных суток на острове, если все пройдет, как запланировано.
Даярам мысленно прикинул, сколько у него времени в запасе, с учетом того, что он все же хотел потом где-то успеть перекусить до отхода корабля. Ведь на холоде ходить голодным было неразумно – пищеварительный огонь очень хорошо согревает. Плюс, судя по всему, «снежки» - игра активная, а тело и так при отрицательных температурах расходует энергию активно. Да и плотно ел он последний раз вчера вечером, не стоило так расточительно относиться к своему телу. Так как он не представлял, есть ли временное ограничение по игре, то на всякий случай музыкант предпочел в голове создать себе его сам, он бросил взгляд на башенные часы на площади. Те разразились в ответ мелодичным перезвоном – видимо, они это делали каждый час. Судя по тому, что дети даже не повернули к ним голов, это был привычный для площади звук. Даярам же на мгновение сконцентрировался на нем и посмотрел на циферблат – под ним открылись дверцы, и выехало несколько фигурок. Большего отсюда видно не было, а внимание пришлось снова переключить на тех, кто находился в непосредственной близости.
- Ура-а-а! – довольный возглас подвел итог переговоров – снежкам быть! Братья явно стояли довольные и очень решительно настроенные. Прошла ещё секунда.
- Научиться?, - повторил один из них за Фаустом, - Дядь! Ты тоже, что ли, не умеешь? – радость от согласия чуть перебила детскую логику. Теперь она была восстановлена – они сообразили, что именно ответил Фауст Даяраму. Один из братьев выдохнул, второй головой покачал, словно говоря «что это за взрослые такие пошли нынче?». А затем хлопнул кулаком по ладони и в упор посмотрел на Гнейзенау.
- Ну, ничего! – решительно выдал он, - это просто и очень весело! У вас получится!
- Да! Идем! – радостно выдал тот, что выносил вердикт про «жить нельзя», - нужно играть там, где сугробы и снега много! – он уже собирался отходить от лавочки и махал рукой в пригласительном жесте.
- Да-да! – первый активно покивал, - чтобы было, из чего снежки лепить! Сейчас покажу!
Дети чуть путались и спешили от желания показать все, потому, хотя и собирались только что отойти к свободному участку площади, укрытому снегом, все же остановились. Мальчишка ловко зачерпнул горсть снега, а затем в несколько движений превратил её в шарик.
- Вот! – шарик торжественно был продемонстрирован Даяраму, потом Фаусту.
- И бросаете… - секунда промедления, затем снежок метко улетел в деревце, что росло на краю площадки, - во-о-от так!
Мальчишка снова повернулся с довольной улыбкой от уха до уха к обоим взрослым.
- Все просто! – радостно подытожил он.
Хиноец очень внимательно посмотрел на все действия, запоминая их. Не выглядело сложным, однако если им придется бросать друг в друга, то потребуется сноровка. Впрочем, подвижность – это хорошо. Даярам кивнул, потом улыбнулся.
- Давайте сначала мы пойдем туда, где нужно играть, - музыкант уловил легкую путаницу в действиях детей и счел, что позвать их самому будет лучшим вариантом. Даярам встал и взял ситар в руки, собственно, судя по тому, куда вели дети, им не надо было далеко от лавочки перемещаться. Хотя это и так было очевидно еще по дистанции шального снаряда, прилетевшего не столь давно. Площадка была совсем рядом, на одном её конце все так же лепили крепость, а на другом, видимо, и играли братья. Хиноец проследил, куда подошли дети, объявив, что это центр, отошел к импровизированному краю и положил на снег котомку, а сверху уложил ситар. Посмотрел на свои руки с минуту, потом воскресил в голове образ шарика и действия ребенка.
«Зачерпнул… несколько раз перекинул из ладони в ладонь, каждый раз чуть по-разному… Сжал… Бросил».
Чем-то напоминало лепку хлебных лепешек из теста на родном Хин-Ду. При храме Калари послушники нередко сами себе готовили еду, собственно, они сменялись на кухне раз в несколько дней. Как и в других бытовых вопросах – монахи сами обслуживали свое пристанище. Поэтому Даярам знал, как делать хлеб. И много различных рецептов родной кухни. Впрочем, его лекарственные средства тоже вполне могли быть употреблены в пищу… Лепешки. Их в любом случае сначала надо было слепить такими же шариками, а затем, по желанию, их можно было сплюснуть и сделать куда более плоскими. Даярам, помнится, в еще более раннем детстве, когда впервые их увидел и те, и другие, не очень согласился с тем, что и шарообразная и плоская форма называется «лепешкой». Но так было принято и пришлось перестать задаваться этим вопросом… Хиноец переключил внутренний взор на шарик из снега и сопоставил с шариком из теста. Идея была такой же, только вместо теста – снег. И лепили они его точно также, руками, но их руки были в перчатках. Снег холодный, Даярам это отлично знал, так как волей-неволей касаться его да будешь на зимнем острове. И ему придется лепить эти шарики быстро и часто, судя по тому, что их надо было кидать в других участников. То, есть постоянно касаться снега. И если накидка позволяла одну из рук легко прятать под ней, то сейчас так не выйдет. А его кожа не будет рада холоду и льду, он это знал наверняка, он и лицо прикрывал, когда налетали порывы ветра, особенно, если шел снег. В один из его трех раз, что он снег видел, он попал в буран. Этого было достаточно, чтобы осознать, зима – грозный противник. С ней нужно считаться. Взгляд упал на белый бинт, что покрывал правую ладонь в знак смирения себя и следования пути благих намерений. Он вился змеей и дальше, по запястью и вплоть до локтя, но суть была в том, то он как раз отлично закрывал кожу… Даярам развернулся обратно к котомке и ситару.
- Мне нужна пара минут, юва джи, Фауст джи, - достаточно громко выдал Даярам, присел на корточки, затем достал бинт из котомки. Он в любом случае носил его с собой, что для личных целей, если вдруг придется обновить тот, что был обвит вокруг правой руки, что как человек, знающий Аюр и способный оказать первую помощь любому живому существу в случае чего. Хиноец ловко стал обматывать вторую руку также, как была забинтована первая. Для него не было непривычным действовать иначе – Даярам за время обучения в храме для подобных действий свободно развил владение обеими конечностями. Даже писать мог разными руками, правда, почерк и скорость различались. Оборот, нахлест, оборот, нахест… Когда он посчитал, что этого будет достаточно, в руке мелькнул небольшой кинжал, покрытый вязью древних символов священного языка Хин – с легким треском бинт был перерезан, кинжал вернулся на законное место. Даярам закрепил концы и убрал остатки мотка. Так он сможет спокойно касаться снега, не раня свое тело. Последователь Калари сам себе слегка кивнул, радуясь компромиссному решению. Хиноец выпрямился и подошел к детям и Фаусту, что стояли неподалеку. Пока он бинтовал руку, мальчишки, видимо, уже что-то решили и активно объясняли свои решения Фаусту. Один даже показывал на середину части площадки, где они стояли, и пытался донести какую-то идею.
- Прошу прощения, - хиноец чуть склонил голову, - я подумал, что мне потребуется некоторая подготовка, - Даярам показал обе руки – белые, спрятанные за слоями бинтов, - перед тем, как начинать игру.
Серые глаза скользнули по троице.
- Я, судя по всему, упустил часть обсуждения. Не будет ли вам сложным его повторить, пожалуйста?
Даярам обращался ко всем сразу. Он будет рад, как варианту, что дети повторят свои мысли снова, так если и Фауст возьмется пересказать все в двух словах. Даярам ощутил легкое нетерпение внутри – так бывало, когда ему становилось искренне интересно. Ему нравилось это ощущение, столь же чудесная часть жизни, как и иные. Она позволяла ощущать течение этой самой жизни непосредственно через самого себя.

Даярам кивнул – он понял принцип. Двое на двое, честно и логично – по одному мальчику и одному взрослому, всё, как дети и обещали.
- Не. В этой игре не будет победителей и проиграших. Главное, чтобы вы играть научились!
«Чудесные слова».
Воистину так. Слишком многие вокруг гоняются за конкретными и весьма материальными целями: купить вон ту вещь; достичь чего-то, чтобы быть лучше, чем сосед; доказать себе и другим, что это возможно… Все эти старания убивают одно – удовольствие жить. Суть жизни в раскрытом принятии своим сердцем всего, что бы ни происходило и как бы оно ни происходило. Абсолютно не важно, насколько более высокую или низкую гору ты покорил – самое важно ощущать удовольствие в процессе. Видеть по мере подъема зеленый лес, горные ручьи, ловить щеками холодный ветер, вдыхать солнечный свет… Если прыгать от вершины к вершине не замечая красоты мира вокруг – это перестает быть жизнью. Сердце каменеет, покрывается налетом копоти и медленно умирает, а вместе с ним умираешь ты сам. Потому что сердце рождается таким – открытым, любознательным и любопытным, готовым ощущать и делать это каждый миг. Из ощущений – своих внутренних, которые являются откликом тебя на то, что происходит с тобой же, и состоит сама жизнь. Можно коснуться снега рукой – это лишь действие. Что ты ощутишь внутри себя, позыв души и сердца, когда ты это сделаешь – вот это и есть то самое «я», отголосок тебя. И, как ни странно, это всегда твой собственный выбор, осознанный или нет – другой вопрос.
Эти дети выбирали удовольствие, они выбирают ощущения. Хоть они и сказали про «научились», Даярам подумал, что скорее всего, они также играют вдвоем. Это ощущалось – ради радости. А не ради цели закидать другого снежками, чтобы быть его лучше. Просто ради самой жизни. Хиноец улыбнулся и кивнул второй раз. Он принимает все условия, он с радостью хотел бы уже начать.
Маленький эпизод с недопониманием вызвал у музыканта легкую волну смеха. Ему нравилось все больше происходящее – оно обещало быть интересным.
- Дядь, ты понял, да? – Стив, как понял Даярам, это и было имя мальчика, посмотрел снизу вверх, - я про снежки. Понял, как лепить?
- Да, - кивнул чужестранец и они как раз подошли к краю их «поля битвы».
"Их лепят. Действительно словно бы из теста".
Даярам повернулся к мальчику и сложил руки у груди, а затем поклонился. Когда он выпрямился, он лучезарно улыбнулся. Есть одна вещь, которую стоило бы сделать раньше, но не представилось возможности.
- Меня зовут Даярам, - правила Хин обязывали. Да и неудобно самому… Они – вместе будут сейчас играть и даже не знают как зовут друг друга. Для Даярама это было бы странно и непривычно, взаимодействовать так.
Стив, который собирался уже начать лепить снежок, слегка круглыми глазами проследил за действиями. Потом вспомнил все, что узнал за последние минут пять об этом необычном человеке.
- Ээээ… А я Стив! – он просто кивнул и махнул рукой, потом неуверенно уточнил, - Так у вас здороваются? Ну… Дома? Откуда вы приплыли…
- Да, именно так. Рад знакомству, - музыкант улыбнулся и присел на корточки. Теперь, когда формальности были соблюдены, можно было браться за дело. Даярам чуть подумал и добавил.
- Можно обращаться ко мне «Дай», - вообще система обращений на Хин-Ду достойна целого отдельного сочинения какого-нибудь путешественника. Дело в том, что с одной стороны накладывалось кастовое деление общества. Нельзя было обращаться неподобающе к представителю касты выше тебя. С другой стороны, древняя исконная система архипелага строилась на уважении возраста и личных ощущениях. Независимо ни от чего, обязательно следовало выказать вежливое уважение тем, кто старше тебя. Правда, младшим грубить тоже не стоило, хотя допустимо было обращаться на «ты» сразу. Если заводить речь о разных полах – все было вежливо в обе стороны, а дальше определялось личными границами знакомства. И на самом деле, внутри касты это и было ключевым – личные границы. Их очень уважали на Хин, нарушения этикета действительно могли привести к серьёзному наказанию, даже тюрьме или казни, зависело от масштабов. Обязательно нужно было уточнить у человека равного себе или старше себя, хочет ли он сократить расстояние в общении. К младшим достаточно было самому изъявить желание – Даярам это сейчас и сделал. Для хинойца не совсем типично так легко сокращать дистанции, однако музыканту отозвались братья – этого было достаточно ему, чтобы объявить сокращение от имени. Да и редко когда дети так легко выговаривали его имя, оно нередко казалось им мудреным, о чем он не раз слышал за свои путешествия.
- Стив джи, - и хотя к детям допустимо обращаться лишь по имени, Даярам тем самым хотел показать, что парнишка выступает его учителем в данном случае, - я верно делаю?
Перед носом Стива возник снежок. Он чуть отличался по форме от привычных шариков… Даярам и впрямь делал все также, как если бы лепил заготовки для лепешек – шарик был чуть приплюснут, едва заметно. Но общую симметрию это нарушало. Мальчишка, уже сделавший три снежка и как раз собиравшийся объявить дальнейший план, внимательно посмотрел на творение музыканта.
- Ну… Надо круглее, но кинуть можно! – вынес он свой профессиональный вердикт с серьезным видом, - ты научишься, Дай! Просто лепи их как шарики.
Даярам кивнул. Шарики… Совсем уж круглые шарики из теста он не делал. Что ж, время учиться. Хиноец занялся вторым снежком.
- Их надо сделать два или три, или сколько унесешь, - наставлял Стив, - а потом, - взгляд в сторону противников, - мы сразим их атакой! Побежим и будем кидаться! Быстро-быстро! И тут же там же лепить новые! И главное – чтобы в тебя не попали!
Музыкант запоминал все слова, продолжая творить. Второй снежок вышел сильно похожим на предыдущий, но круглее. Начало было положено.
- Отлично! Два есть!.. – Стив умудрялся удерживать четыре, - Я кину свое, буду лепить, а ты тогда кидайся своими! – Стив воинственно сверкнул глазами, - Побежали!
И бросился вперед. Даярам логично решил, что для начала и два неплохо, и бросился следом. Правда, он держал небольшое расстояние – по логике его учителя он должен был вступить в игру чуть позже.
«Разумно. Это позволит не попасть под ответный выпад, пока ты занят… лепкой».
- И-и-и-я-а-а!!! – в брата полетел один снежок, в Фауста – второй, Стив не намерен был давать кому-то одному шанс атаковать их, пока наступление шло со стороны его «армии». Тут же грянул второй залп.
- Вот так!
Даярам, который действительно внимательно слушал мальчика, сделал ровно то, о чем они договорились. Когда все 4 снаряда Стива были израсходованы, хиноец сначала ловко преместился чуть вбок, а затем без промедления запустил два снежка.
«Слишком сильно… Они легче, чем кажутся».
Даярам сообразил, что ему придется подстроиться под вес и полет – это несколько отличалось от всего, что так или иначе ему доводилось метать. Что при храме, что в боях на своем пути – обычно предметы были тяжелее и несколько иной формы. А потому и траектория полета отличалась. Ладони ощутили холод – бинты пропускали его несмотря на несколько слоев на каждой руке. Мелькнула мысль, что ему придется быстро двигаться, а значит – руки в любом случае согреются. Сейчас самое главное – слепить правильно следующие снаряды, причем желательно довольно быстро. Даярам улавливал разницу в скорости свою и Стива, и искренне верил, что с опытом все придет – он активно формировал из снега шарик. Получалось опять похоже на хинойскую лепешку. И метнуть… Единственное, о чем он не спросил – нужно ли было ему кричать, но Даярам решил, что уточнит это чуть позже, сейчас ему было несколько не с руки задавать вопросы – развернулись по-настоящему активные действия.

«Удивительная игра!».
На самом деле, ощущения были именно такими – удивление и любопытство. Даярам в силу своей биографии в принципе мало времени уделял детским играм даже на Хин. Во-первых, дети жрецов, хоть и имели «окошки» в расписании, конкретно Даярам любил в эти окошки гулять и читать. Он любил также играть с братьями или в мяч… Но где-то лет с пяти стал предпочитать компании родственников компании книг. В связи с тем, что он понял – с книгами он находит больше общего, чем с людьми вокруг него. К тринадцати накал возрос до невыносимого и будущий странствующий музыкант решился на довольно отчаянный шаг – конфликт с отцом. Закончилось это изгнанием, потом скитаниями по архипелагу в условиях лишения кастовой принадлежности… Суть в том, что у Даярама был период весьма небольшой, чтобы поиграть. В силу окружения и загрузки. Собственно, чем старше становились дети жрецов, тем больше времени они проводили репетируя ритуалы для праздничных церемоний или помогая старшим коллегам в храмах. Дай видел, что его ждет, по братьям и по отцу. И выбрал другой путь. Мало кто приходит к подобным выводам в 13 лет, но хиноец четко знал – он пройдет своей дорогой все, что ему уготовано Судьбой. Детские игры там не обозначались.
Поэтому сердце музыканта искренне радовалось самому процессу. Ему абсолютно неважен был исход этого импровизированного сражения с точки зрения удовольствия. Сама игра уже являла удовольствие. Однако Даярам чутко улавливал эмоциональный настрой своего напарника – радость, веселье и да. Желание выиграть, вполне себе естественное, но оно ощущалось скорее как приятное дополнение, нежели как цель. Хиноец мысленно улыбнулся. Многие, вырастая, приходят к выводу, что без «желания выиграть», то есть без заданной четко цели, они и делать-то ничего не будут, а потому – обязательно нужно ставить цели и добиваться их, страдая. Однако это не так. На самом деле природное любопытство открывает все двери само. Дайте ему волю и не давите стереотипными мыслями. Тогда вы поймете, что вы все будете делать, причем с удовольствием, а не со страданием. Вот именно в подобном ключе ощущалось желание победы от мальчика. Так бывает у детей, кому везет со счастливым детством и открытыми родителями, соль сохранить это к моменту взросления. Но это уже совсем другая история. Даярам критично осмотрел творение рук своих – практически, его отличительная черта. Ну, не получился он шариком. Опять получился чуть сплюснутым. Хиноец на миг задумался, а потом решил, что это – даже к лучшему. Ведь если он перестанет стараться делать шарики, то скорость его действий возра…
- Стив джи, пригнитесь!
Хиноец выдал фразу одновременно с тем, как он сам вскочил и отпрыгнул в сторону. Он просто успел заметить снаряд раньше и быстрее, чем мальчик, – сказывались рефлексы боевого и тренировочного прошлого. Мальчишка же по команде прямо-таки рухнул в снег, но это его спасло от попадания брата. Как собственная реакция спасла и самого музыканта.
- Спасибо, Дай! – Стив моментально вскочил на ноги, сильно смахивающий на снежного человека, и тут же кинул ответный залп Лэнсу – кривой, но гордый снаряд, наскоро слепленный! Отряхиваться мальчишка не стал – побежал делать новые снаряды. Хиноец же не успел ничего ответить – Фауст действовал быстро и четко. Первый снежок улетел куда-то между ними двумя – Стива задело по плечу, потому что мальчишка все-таки не до конца успел сориентироваться. Но одним снежком дело не ограничилось… Элементарный расчет за доли секнуды и ясно, что цель – он.
«Быстро».
Мысль мелькнула вместе с реакцией. Даярам сделал не совсем тривиальное движение – он переместил свой вес на одну ногу и просто чуть отклонился в сторону, раскинув руки и сохраняя баланс. Для него это было бы быстрее, чем совершать любые другие действия. Снежок прошел едва не задев накидки и усвистел куда-то в сугроб за спиной. Хиноец вернулся в изначальное положение – со стороны подобное можно было бы трактовать как элемент танца. И на деле многие приемы и связки Калари-Паяту выглядели также – ведь это не просто боевое искусство. Это - боевой танец, красота формы в движении. Эти навыки оттачивалось вместе с техниками и силовым развитием тела, вот почему Даярам даже не задумался сделать что-то иное. В нем говорил рефлекс высшей пробы, ибо само упражнение подобного плана входило в первую ступень освоения искусства. Конечно, дальше следовало несколько занятных усложнений, на всех следующих ступенях и в разных вариантах, но база была одной и той же. В сумме, счет выполнений подобного рода уклонения шел на десятки, если не сотни, тысяч раз, тут уж сложно было подсчитать, за пятнадцать-то лет… В серых глазах мелькнули искорки. Даярам вполне ощущал удовольствие от самого процесса игры, но это не значит, что он будет равнодушен и слепо действовать, словно некий механизм, – внутри горел настоящий живой огонь. И сейчас он разгорелся еще чуть сильнее потому, что это были новые ощущения – неизвестность. В таком виде, как оно происходило сейчас, ничего подобного не происходило никогда. А все новое и неизведанное манило Даярама за собой со времен, как он себя вообще помнит. Музыкант захотел обменяться со своим напарником планом действий – ему пришла в голову интересная мысль.
- Стив джи…
- Обходи его слева! – мальчик перебил Дая, ибо бежал в сторону брата, на руках имея снова четыре снежка. Видимо, ему нравилось делать на два полных залпа сразу. Целью явно был Лэнс, пока он остался «без опеки» напарника и не смог бы отбиваться от двоих сразу. Даярам повиновался, самое простое и логичное решение, верно. Монах побежал к Лэнсу с другой стороны, но попутно оценил расстояние на поле действий между всеми участниками битвы. В принципе, можно сделать так, как предлагает его учитель. А можно... Они ведь – командные игроки. А еще это исключало неожиданную атаку на самого Стива. Ведь хиноец догадывался, что Фауст не бросит своего напарника в данном сражении – во всяком случае, игра командная подразумевает взаимовыручку в любых ситуациях.
«Будет несколько иначе».
Дай резко сменил траекторию движения, оставив эффектную волну снега за спиной, и отметив про себя, что на снегу маневренность отличается от песка или земли, и сократил тем самым дистанцию между собой и Гнейзенау. С руки еще в момент смены поворота сорвался снежок – хиноец знал, что так шанс попасть невелик, но ключевое, он даст понять, что так просто он не пропустит Фауста на помощь. В том же, что Стив джи сможет достойный бой дать своему бая он был уверен, как в солнце над головой – у обоих был, вероятнее всего, очень большой опыт игры друг против друга. Дай ловко зачерпнул снег, делая новые снежки – скорость в приоритете, значит, над шарообразной формой он поработает потом. Один есть. Сейчас, когда мало кто ожидал такой резкой смены действия есть буквально пара секунд… Плюс он приноровился к силе бросков.
Второй снаряд был отправлен в Фауста куда точнее и прицельнее, – хиноец выбрал левое плечо своей мишенью. Даярам попутно очередным "танцующим" переходом в несколько шагов сменил свое положение, уводя противника чуть левее обоих мальчишек. Так на траектории полета снежков начинал мешаться сам Лэнс, тем самым невольно обеспечивая безопасность Стива.

«Вправо».
Это его путь спасения.
Даярам просто понял это, моментально просчитав траекторию снежка.
Его задумка удалась – Фауст действительно понял, что хиноец вызывает его на своего рода поединок, разделяя силы соответственно уровню подготовки во всех смыслах. И также удался план с мальчишками – во всяком случае, это будет исключать угрозу снарядов на низкой траектории полета, уже плюс. Да и… Даярам немного рассчитывал время, он все еще лепил снежки достаточно медленно, во всяком случае для того, чтобы запускать их непрерывным обстрелом. Понятно, противнику тоже нужно время на подготовку снарядов, но… Так пока приседаешь – оказываешься вне зоны обстрела. Во всяком случае, со стороны Фауста.
Хиноец фактически пируэтом отошел в сторону – снежок даже края накидки не задел, хотя был близок к корпусу музыканта. В перебинтованных руках на сей раз было четыре снежка – хиноец усвоил урок своего учителя. Стив делал снежки быстро и ровно, но еще…легко. Не так сосредоточенно, как сам Даярам, это давало преимущество. Позволив рукам творить без жесткого контроля головы, музыкант пришел к тому, что сумел слепить не самые красивые и аккуратные, зато крепкие снежки в количестве сразу нескольких. Опять же, слегка сплюснутых, но это лишь сказывается на дальности полета и его кривизне. Можно взять в расчет.
Краем глаза хиноец следил за детьми – братья увлеклись своей внутренней войной. Оба были уже белые от снега, потому что то падали, уворачиваясь, то снаряды достигали цели. Но оба при этом смеялись, а лица раскраснелись – вероятно, в этом и есть суть игры. В веселье и некоем дружеском азарте.
- Ага-а! Попался!
- Сам попался, лови!
Звонкие голоса были слышны на всю эту часть площади так точно. Хотя вряд ли они кого-либо смущали, здесь и так было очень и очень шумно. В том числе, из-за других детей, предающихся радости катания с горки или катания на коньках. На миг проскочила мысль, что будь у Даярама больше времени, он бы с радостью попробовал себя во всех зимних развлечениях. Однако в этот раз это было не так. Он может уделить время игре в снежки, но так или иначе будет вынужден достаточно скоро остановить свое обучение зимним играм. Ему нужно поесть перед отходом корабля, особенно после физических упражнений на морозном воздухе. Энергия расходуется быстро.
Все это шло как бы фоном в голове музыканта – на деле он лишь сделал шаг назад, затем в сторону и прицелился. Он отлично видел расположение Фауста и знал, что у него лишь доли секунды.
Первый снежок просвистел над головой Лэнса, что в этот момент выпрямился с новыми снарядами в руках. Он летел куда-то в район груди Гнейзенау.
Второй, пущенный следом, должен был либо задеть бок, либо также грудную клетку на небольшом расстоянии от первого удара, если он будет удачен – от такого не очень удобно уворачиваться.
Даярам пробежался в противоположную сторону, снова оставляя за собой снежный «всполох» - иначе не получалось при его технике передвижения. В процессе перебежки сорвался с руки третий снежок – снова в плечо, но на сей раз в правое.
Даярам затормозил на другом конце своей импровизированной «линии». Мальчишки все также мешались по середине. У него есть буквально миг.
Глаза чуть сощурились. Мысли ясным и быстрым потоком скользили в сознании.
«Обычно Стив джи после попадания чуть отбегает в сторону… И чаще всего влево. Он так делал пять раз за последние десять минут…».
Даярам невольно замечал все движения мальчишек. Боковое зрение просто предоставляло информацию напрямую в мозг, а тот еще запоминал. И это вовсе не было лишней информацией. Хиноец был приучен пользоваться любыми положениями в бою, почему бы не распространить это умение на снежки? Положение Лэнса относительно Даярама позволяло выстрелить в его взрослого напарника, лишь Стив слегка мешал этому, но это было поправимо. Последователь учения Калари даже не делал особенных усилий, у него все это происходило само собой – многолетние рефлексы и приученное к наблюдению как за собой, так и за другими, сознание.
«Сейчас».
Четвертый снаряд Даярам спустил с руки в тот же момент, когда Стив издал радостное «йееей», попав в брата. Лэнс и правда не мешал траектории полета, а вот Стив, который и правда чуть сдвинулся в сторону, предсказанную мысленно хиноейцем, освободил путь снежу. Цель была – верхняя часть правого бедра, как раз чуть ниже предполагаемой «зоны безопасности», гарантированной ростом ребят.
Хиноец тут же опустился вниз – ему еще точно также нужно провернуть финт с четырьмя снежками. Вот это было куда сложнее, ему очень хотелось интуитивно лепить их основательно – как пирожки, а не снежки. Но здесь все иначе, здесь важнее скорость, нежели вид и качество. Даярам снова позволил своему контролю отключиться, все предоставляя рукам.

Отредактировано Dayaram (2020-02-22 19:37:22)