Хамфри – человек простой. Любит себя, не любит отца. Действие предпочитает бездействию. Любопытен, любознателен. По-детски вреден, по-старчески злопамятен. В работе и в хобби руководствуется относительным здравомыслием, во всем остальном – чувствами. Легкий на подъем, в общении простой. Подвижный, энергичный, бодрый. Из слабых духом энергию высасывает, сильным оную раздает – то есть утомляет утомляемых, раззадоривает раззадориваемых. Умеет найти свой подход к любому, но сильно привередливых предпочитает раздражать. Берет на себя ответственность лишь за себя, остальных вытаскивает лишь по мимолетной прихоти или из-за личной привязанности. Не то чтобы совестливый, но грабить предпочитает богатых, обижать – сильных, попускать – зазнавшихся. Имеет собственное представление о справедливости, оформить в словах которое внятно все же не сможет. Свято верит, что человек делает лишь то, что сам хочет, и что выбор есть всегда. Не любит нравоучения – ни в отношении себя, ни в отношении окружающих: у каждого есть своя голова на плечах, каждый разберется сам, не разберется – понесет ответ. Достаточно проницателен, сравнительно быстро учится читать настроения новоиспеченных знакомых. Хвастлив, падок на похвалу. Спорить не умеет, быстро срывается на чувства. Азартен, не знает цену деньгам. Но знает цену еды, и в этом отношении запаслив. Легко срывается с места, еще проще заводит новые знакомства. Омерзительно не брезглив, готов хоть шутки ради, хоть на спор сделать то, от одних только мыслей о коем нормальных людей начнет мутить. Не опасается замкнутых пространств как таковых, но боится остаться в них надолго. Мечтает отыскать мечту. В общем же и целом, Хамфри – всего лишь Хамфри. Подобных ему – миллионы.

Скучная история посредственного человека. Отец – ушел, мать – умерла, итог – очередной беспризорник, коих на островах Гранд Лайна даже больше, чем крыс. Будучи еще совсем ребенком, Хамфри лишился семьи и дома. Вынужденный жить на улице, он прибился к стае подобных ему крысят. В их рядах мальчишка научился попрошайничать, воровать, грабить – выживать, если одним словом. Учась не только на собственных, но и на чужих ошибках, он матерел достаточно шустро. Впрочем, иного выбора у него и не было. Будучи не самым сильным, жестоким или хитрым, он был шустрым, смекалистым и ловким. Умел не только лишь соображать быстро, но и передвигаться. И потому именно воровство давалось ему лучше всего. Сперва он крал лишь еду, но после взялся и за чужие кошельки. Несколько лет спустя он приноровился влезать в чужие дома и забирать из них куда более ценные вещи. Именно благодаря этому навыку он умудрился скопить достаточную сумму денег, чтобы уплыть с родного осеннего на более приятный летний остров. Видев, чем кончают подобные ему, он собрал свои немногочисленные вещи, сел на подходящее судно и растворился на горизонте. Оказавшись в новом месте, он нашел дешевейшую из ночлежек, в ней и поселился, отыскал самого неприхотливого работодателя, к нему в услужение и нанялся, и начал-таки новую жизнь с чистого листа. На верфях ему неплохо работалось. Честный заработок, с которым можно было даже что-то скопить, пусть и неторопливо, и абсолютно никакого риска, за исключением, разумеется, несчастных случаев на производстве. Но Хамфри вскоре понял, что именно риска ему и не хватает. Корабли строить было интересно лишь первые полгода. А чуть после руки сами стали тянуться к чужому добру. Юноша сам того не замечая, время от времени прятал в своих будто бы бездонных карманах какую-либо мелочевку, будь то чужое яблоко, чужие перчатки, а то и чужая монета. Понимая, что у «своих» воровать себе дороже, да и гнусно это как-то, он стал утолять свою жажду на просторных улочках прибрежного городка. То у одного, то у другого проходимца срезая кошельки, он находил в этом некое удовольствие. Он чувствовал, что именно для этого и был рожден – для мелких пакостей, творимых незаметно. Для него подобное развлечение было подобно спорту. Чем сложнее была цель, тем веселее было ее достигать. Иногда он даже, будто бы насмехаясь над жертвой, не только крал ее вещь, но и столь же незаметно возвращал ее на место. Не удивительно, что с таким отношением к воровству, вскоре он взялся и за более серьезные проказы – пробирался в чужие дома, выносил из них все самое ценное. И даже это вскоре наскучило. Пробираясь в чужие жилища, он стал в них еще и хулиганить: рисовал усы на картинах, надкусывал все яблоки в корзинке, оставлял собственную подпись на стенах. Он так увлекся своими внеурочными развлечениями, что на основную свою работу не оставалось ни физических, ни моральных сил. Пропуская очередной выговор от начальника мимо ушей, он раздумывал, в чей еще дом мог вломиться. А уж когда он стал слышать сплетни и слухи, в которых обсуждались его противозаконные свершения, он возгордился собой даже больше. Так бы и продолжалось, если бы во время очередного своего ночного рейда он не попался страже на глаза. Скача по крышам, убегая от погоди, он поймал пулю – та задела ему шею. С такой раной даже на ногах держаться было сложно, тем более – бежать. Падая с крыши, он рухнул на чей-то балкон. При ударе потерял сознание. И вновь его обрел лишь через сутки. Что удивительно, глаза он открыл не в камере, и не в гробу. А в чьей-то просторной комнатушке. Как оказалось, он упал на правильный балкон. Точнее, упал на балкон к правильному человеку. Тот его и подлатал, пусть и не без нареканий. Пусть рана позднее и затянулась, но оставила после себя не только шрам. Поврежденный голосовые связки так и не восстановились должным образом, потому впредь юноша хоть и мог говорить, но сие естественное для человека действо оборачивалось для него заметными болями. Да и голос его изменился раз и навсегда. Впрочем, лучше так, чем умереть. Пусть и на жизнь его у спасителя уже были свои планы. Лекарь представился Освальдом. И за свои услуги, а также за молчание, потребовал, как ему казалось, справедливую цену. Собственно, ничего сверхъестественного он с Хамфри не спрашивал. Просил лишь красть определенные вещицы у определенных людей. То была всякая мелочь, по типу записок, ключей, книг. И все же, забирать их у истинных владельцев бывало крайне сложно. Временами юноше приходилось неделями готовиться только лишь для того, чтобы выкрасть какой-то клочок бумажки. И все же, он справлялся. Понимая, что свой долг он уже отработал, Хамфри стал спрашивать у Освальда, кто он такой, что он забыл на этом острове, и что все это вообще значит. Мужчина же молчал. Тогда юноша решил за ним проследить. Ничего толком не выведав, он попался. И, попавшись, получил нагоняй и новую порцию угроз. Пусть и привыкший к сему летнему островку, воришка не был намерен жизнь угробить, отрабатывая надуманный долг. Недолго думая, он собрал все свои пожитки, сел на ближайший корабль и опять-таки растворился в закате. Остановившись уже на весеннем острове, Хамфри вновь взялся за официальную работу. Урока, полученного на прошлом острове, хватило примерно на полтора-два года. Ровно до того момента, как Хамфри встретил свое отца. Сперва он сомневался, считая, что это всего лишь однофамилец. Но, разнюхав о том все, что только было возможно, в собственных подозрениях он лишь убедился. Попытавшись поговорить с родителем прямо, младший Рэтбоун лишь сорвал джек-пот из тумаков. Кое-как собрав себя чуть ли не по частям, он возгорелся ненавистью к отцу. И посвятил всего себя тому, чтобы сделать жизнь отца в разы хуже. Он выкрал у того все сбережения, сжег его дом, натравил на него ростовщиков, рассорил со всеми товарищами – буквально утопал в собственных мести и обиде. Сложно представить, чем бы эта история окончилась, иди все тем же чередом. Если бы опять не попался страже. В этот раз его все-таки поймали, побили, и заперли в камере. Благо, теперь его не собирались судить за воровство, а лишь наказать за хулиганство. Пригрозили придержать день-другой, а после собирались отпустить. Сидя в общей камере, он вдруг обнаружил, что в соседней сидит его старый знакомый – Освальд. Только тот совсем уж плохо выглядел. Но на зов откликнулся и даже беседу поддержал. Приметив, что мужчина сидит в своей камере один, Хамфри насторожился. Видно было, что участь того ждет худшая, чем несколько дней изоляции от общества. Разговорив того, Рэтбоун вытащил из своего старого знакомого несколько любопытных зацепок. Заинтересовавшись, он предложил вытащить бедолагу из камеры. Увидев в глазах Освальда искры надежды, потребовал с того ответы. Получив в ответ лишь обещание выложить все позднее, молодой, но умелый воришка умудрился вскрыть замок на собственной камере, а после – и на камере Освальда, а затем – и на всех оставшихся. Считая, что в суматохе выбраться будет проще, мальчишка освободил всех, кого мог. Воспользовавшись неразберихой, он вытащил лекаря на свет божий, отвел в укромное место, а уже там расспросил. Как оказалось, Освальд служил мелкой сошкой в рядах Революционной Армии. Пожалуй, в иной раз бы он не стал раскрывать свои карты. Но он намеревался завербовать Хамфри. И тот действительно завербовался, при том на удивление легко. Не являясь ярым приверженцем идей революции, юноша все же мог послужить во благо оной. Выбравшись с острова, они отправились в совместное путешествие. Не сразу, но Рэтбоун заслужил доверие прочих революционеров. Пусть и не пышущий фанатичной преданностью, он исправно исполнял приказы. Единственным серьезным его просчетом было то, что, вместо того, чтобы выкрасть некий фрукт, он его съел, а вместе с тем обрел особые способности и разучился плавать. Понеся справедливое наказание, вскоре он вернулся к работе. Предпочитая скрываться во тьме, он так и не заработал себе громкого имени, но сделал на благо революции больше многих.

Мечник. Пусть начинающий, но быстро самосовершенствующийся. Пока что делает упор на развитые инстинкты, скорость, проворство и фантазию, а не на технику.

Фруктовик. Специализируясь на тайных операциях, не в восторге от собственных способностей. Потому развивал их постольку-поскольку. Умеет обращаться полностью, принимать промежуточную форму; способен генерировать огонь и управлять им – хотя до полного раскрытия потенциала еще очень далеко; способен генерировать тепловую энергию в достаточных количествах, чтобы запертые с ним в одном помещении не самые выдающиеся люди теряли сознание. Даже в человеческом обличии способен выделять избыточное количество жара, дабы легче перенести холода, к высоким же температурам и вовсе привычен.

Вор. Шпион. Диверсант. Именно в этом его призвание, а потому он просто превосходно скрывает собственное присутствие, будь то следы, шум, запах, жажда убийства или что бы то ни было еще. Ловкий и цепкий, без дополнительного снаряжения способен взбираться пусть хоть по отвесной скале. Привык работать в темноте, в некоторых ситуациях способен обходиться и без зрения вовсе, ориентируясь на слух, на запах, на тактильные ощущения – вплоть до улавливания вибраций в воздухе. Аккуратен и быстр – ровно настолько, чтобы незаметно стянуть час с руки жертвы. Взлом замков – чуть ли не любимое дело, мастерства в котором он достиг еще в юношеском возрасте.

Имеет предрасположенность к воле наблюдения, владеет ей на весьма серьезном уровне – неплохо просчитывает траекторию ударов, чувствует живых существ на значительных расстояниях, весьма точно определяет чужие эмоции и чувства.
С волей защиты дела обстоят несколько хуже – ей он способен покрыть разве что клинок или одну из конечностей.

Что касается прочего: работал на верфях, имеет некоторое представление о плотническом ремесле; работал с замками, имеет некоторое представление о слесарном ремесле; сирота, умеет о себе позаботиться. Способен добыть и приготовить еду; если не сшить, то хотя бы заштопать одежду; сориентироваться в пространстве, пусть и не в море. Из примечательного: владеет языком жестов, употребляет его в повседневной жизни. Весьма меток – может прицельно кинуть камень, если придется – то и нож, и топор. Опыта в стрельбе имеет мало, но, если придется стрелять с близкого расстояния – скорее всего попадет.

Рекламная тема со стороннего ресурса, вероятно.

Отредактировано Humphrey Rathbone (2020-04-24 23:09:51)