Я жила на одном из островов Норт Блю, Рёккене, на попечении своего создателя, Юстафа Ауссерманна. Его тогда характеризовали как гениального учёного, разбогатевшего на синтезе доступных медикаментов и противоядий, но я помню увлечённого генного инженера. Им мой отец стал втайне, когда доходы с прошлых проектов позволили приступить к реализации его детской мечты.

Эрика Тонби – моя биологическая мать, – умерла при родах. Отец сделал меня похожей на неё ещё тогда, когда приступил к внутриутробным модификациям. Потеря простой лаборантки, что когда-то была его женой, казалась ему невосполнимой. «Душа мамы должна жить в тебе», –говорил он. Ненаучно. Я рано взрослела и к двенадцати годам осознала себя независимой личностью – или так я думала, когда решила ступить на путь живого оружия, а не куклы под кодовым именем «любимая дочурка».

Сотрудники лаборатории делали ставки на то, что это переходный возраст. Если они и были правы, то я остаюсь проблемным подростком и сейчас: ведь я – это я. Не какая-то женщина, которую мне и встретить не довелось.

С тех пор Юстаф пересмотрел своё ко мне отношение. Он предоставлял мне всё меньше времени на книги и препарирование животных. Ежедневные тренировки длились дольше, физические нагрузки увеличивались, как и дозы препаратов, в составе которых даже я не желала разбираться. Я обожала науку, и я пристрастна к ней даже сейчас; но то, что со мной делали, не вызывало восторга пред новым открытием. Прежде, чем я согласилась навсегда отказаться от прохлады морской воды, мне скормили Дьявольский Фрукт. Я ничего не замечала.

Передовое оборудование и полная редких сочинений библиотека – единственное, на что были нацелены мои глаза. Эти факторы внешней среды поддерживали во мне любознательность. Я приняла мечту о том, чтобы растащить по монеткам легендарный Ван Пис и проверить химический состав каждой из них.

В день, когда мне должно было исполниться восемнадцать, меня вывезли с острова. Запах рома и бессмысленная болтовня, засаленные верёвки, поросший плесенью трюм. Неизвестные мешали мне. Я пела, чтобы скоротать время. Не было никакой мотивации сопротивляться: они привели бы меня к чему-нибудь новому. Гранд Лайн, Новый Мир, безымянный архипелаг – не важно. Отец всё равно разорится на попытки вытащить своё сокровище из беды.

Калм Белт корабль так и не пересёк. Пустынный песчаный берег, на котором шайка похитителей разбила лагерь, казался странным местом для пополнения припасов и больше подходил для тайной встречи. Правительственные агенты решили взглянуть на меня: подумали, что я могу стать полезной для Мирового Правительства. Или я, или мой создатель. Для подразделения Сайфер Пола из Норт Блю моё слово было столь незначительным, что они не стали даже спрашивать. К тому времени, как люди, нанятые Юстафом, выследили моих похитителей, я… сдалась.

Я поняла это сквозь долгие годы. Если бы не наёмники, многие из которых отдали за меня свои жизни, я бы стала правительственной марионеткой. Почему я так откровенно противилась воле отца, когда он пытался вылепить из меня ребёнка своей мечты? Я, та, кто не стала пытаться сбежать от пожизненной службы омерзительной знати?

Во мне оказалось куда больше человечности, чем я сама привыкла думать.

После похищения мы с создателем бежали из лаборатории, оставили Рёккен и принялись искать убежище от сил Правительства. Юстафу не пришлось очень долго скитаться: печально известная пиратская группировка вышла на него очень скоро.  После появления в газетах скандальных статей о том, что фармацевт вёл подпольную разработку усовершенствованных генетических векторов, он стал лакомым кусочком для некоторых личностей. После этого я не обращалась к нему, как к «отцу». Оказавшись под чужим каблуком, учёный довёл свою страсть к исследованиям до гротеска. Провал мог стоить ему жизни.

Меня амбициозные головорезы, нацеленные на путешествие по Новому Миру, назвали второсортным материалом. Книжные черви, среди которых я так долго жила, не могли развить Волю Вооружения должным образом. Без неё в бурных водах можно даже не пытаться выжить. В обители Пиратов Туманной Скалы, на Гранд Лайне, я задержалась в качестве первой, не лучшей работы Юстафа. Меня использовали в качестве медсестры, навигатора и даже механика, но бойцом не считали. До недавних пор в сложившемся раскладе не было существенных изъянов.

И вот, мне 21. Юстаф уже успел приступить к культивированию таких же особенных детей, какой была я. Его новый покровитель хотел результатов здесь и сейчас, а время всё шло, и даже изменения в генетическом коде не помогали подопытным расти быстрее. Капитан использовал любую возможность, которая помогла бы указать учёному на его место. Сначала сократили личные расходы, но это были мелочи. Немногим позже меня решили сдать Морскому Дозору через грязные лапы охотников за головами. Разумный способ показать, что незаменимых нет. Глупый способ избавиться от универсального матроса.

Не хочу. Не желаю пропадать в пасти Небесных Драконов. Не буду! На этот раз я сбегу по собственной воле и прихвачу пару сувениров в придачу.

Примечание: побег Синтии будет отыгран в настоящем времени.

Реклама.

Хлоп!

Незавершённая рукопись рухнула на паркет. Листы незадействованной бумаги рассыпались веером, а пальцы, до недавней минуты их сжимавшие, потянулись к книжной полке. Вперёд, к знаниям – или к их ограниченным запасам. Романы, которые почитывали на досуге Пираты Туманной Скалы, не удовлетворяли жадного до новых открытий сверхчеловека. Изученные до нанометра переплёты, пропахшие сыростью страницы.

А что впереди?

Вчера хоронили очередную взрослую особь, ставшую жертвой провального эксперимента. Юстаф не мог прыгнуть выше головы. Он мог работать с материалом, подготовленным ещё в утробе, но требовалось от него не это. Учёный откупался от работодателя голословными обещаниями: когда подрастут подопытные детишки, они должны стать элитным отрядом невероятно талантливых солдат. По его расчётам было сложно сделать точный вывод, но предварительные исследования давали существенный шанс на успех.

И всё-таки, что меня здесь ждёт?

– Хочешь пирог, малышка Синди? – Приторный голос мёдом растекался по книгохранилищу, такой же сладкий, как и вторгшийся в комнату запах духов. Угадывалась любовница старпома с посредственными кулинарными навыками.

– Оружию не нужны десерты, – неоспоримый факт. Считалось, что Синтия любит противоречить окружающим. Она приводила логичные аргументы и отстаивала свою точку зрения, что часто толковали субъективно.

– Твой хозяин хочет, чтобы ты подросла в некоторых местах, – «Отвратительно».

– Я сама решу, кому служить. – Безжизненный тон, непоколебимый ответ. Наречённая Сирена не уставала повторять это. Она не поддалась общественным настроениям даже тогда, когда поняла, что ни одна живая душа на несколько миль вокруг не верит в эти слова.

– Капитану этой ой, как не понравится, – «роскошная» по меркам мужчин рыжая женщина таким образом проявляла заботу. Синтия не понимала. Фарфоровое блюдце с ароматной выпечкой потеснило керосиновую лампу на ветхой табуретке, а посторонняя не проявляла признаков желания оставить девушку в одиночестве: – С таким личиком у тебя есть, как ты говоришь, тактическое преимущество! Понимаешь?

Дальнейшее общение не понесёт смысловой нагрузки. Синди замолкла. В качестве ответа она сжала левую ладонь в кулак и с силой выбросила его в направлении лица гостьи с бескостным языком – костяшки врезались в предплечье. Чёрное, недосягаемое. Синди вложила всю свою силу, а локтевая кость так и не треснула. Обыкновенное явление. С пиратами этого острова можно было обмениваться ударами вместо приветствия. Они бы не дрогнули.

– Ты всегда так делаешь, когда хочешь перевести тему? – Рыжеволосая мадам без усилий сдерживала напор и даже приберегла силы на пустые вопросы. Было бы глупо пытаться ударить её во второй, третий и четвёртый раз. Результат бы не изменился.

– Да. – На полуслове Синтия опустила руку, использованную для атаки. Конечность мелко подрагивала от остаточного напряжения. Привычно, знакомо. Любые попытки сбежать венчались нежелательным исходом. Мелочи вроде осознания собственного бессилия на фоне более серьёзной задачи не следовало брать в расчёт.

Помещение опустело. Лишь пламя плясало, расписывая стены неравномерными световыми пятнами. Синди была намерена оставлять на песке хаотичные следы до самой ночи. Она часто выбиралась из леса, в котором располагалось логово преступников, и бесцельно слонялась по пляжу. Светлая голова редко бывала свободна от умственной деятельности, но сегодня её переполняли бесплодные мысли о горизонте. Пока не наступит новый день, сознание может отдохнуть.

Они не завербуют меня. Мой путь этим не закончится.

Отредактировано Cynthia Außermann (2019-12-30 14:53:59)